– Здравствуйте, здра-авствуйте, Анастасия, эмкх, Александровна, – улыбнулись бодрые усы над монструозным шерстяным галстуком и обильным подбородком. – Уж и увидеть вас не надеялись. Совсем про нас забыли, забыли.
– Ну, ничего страшного, – вяло улыбнулась Настя. – Мы это исправим. Я хочу вернуться. К вам. Знаю, вы ищете дефектолога.
Настя рассказала, как устала сидеть дома, как поняла, что работать со слабоумными детьми – это ее всё, и вообще что жить без них не может, просто ужас и прочее выдуманное наполовину, на четверть, на четверть с ниточкой. Еще думала, насколько неудобно будет попросить приоткрыть окно, да, окно прямо в этот февраль, застыть в нахлынувшем серном и сером снеге будет лучше, чем вдыхать запах, исходящий от директора, – он пах чем-то густым, вяжущим, прогорклым, чем-то из детства, чем-то от Настиной мамы. На плечах у него лежала перхоть, таким плотным слоем, что еще день-два, и она превратится в погоны, только звездочки успевай рисовать и играть в войну.
А сам директор смотрел с недоумением.
– Вы знаете, у меня есть опыт, вы знакомы с моим портфолио. И с детьми я замечательно лажу. Сами видели.
– Это конечно, конечно…
Виталий Афанасьевич Золотухин был директором коррекционки десять лет. За плечами с перхотью – местный пед, руководство театральной студией, которую в итоге оставил в том же упадническом состоянии, в каком и взял, и в том же месте – в подвале, вход с торца. Когда вдалеке показалось кресло директора школы, ему сказали: надо профильное образование, хоть какая-то корочка, чтоб было чем подтирать нужные места хитровыебанных зануд-чиновников. Быстрые курсы профпереподготовки по олигофренопедагогике (где он больше пинал половые органы, чем учился), и вот он занимает этот кабинет. А Виталий Афанасьевич свое дело (всегда разное, разнообразное, но тем не менее) знает, и быть директором – это вам не хухры-мухры[12].
Часто во время неудобных для него разговоров он косился на рабочий телефон, бесполезно стоящий на столе. Ему хотелось нажать на кнопку, бросить небрежное: «Катенька, кофе, пожалуйста (и желательно с коньяком)», и откинуться на спинку королевского кресла. Только вот кресло давно протерлось, межпозвоночные грыжи ломили и крючили спину, а Катеньки, да и вообще любой другой секретарши в этом гадючнике не существовало. Еще и эта пришла, обратно хочет. Неужели она ничего не понимает?!
Настю он никогда не любил. Лезла, куда не надо было, чересчур активничала, наседала на мозг, мол, детям лучше так, а давайте купим это, а в детские группы хорошо бы такие тренажеры. Куда ты лезешь, дура, ты вообще диагност, сиди и диагнозь, где я деньги возьму. Только заглядывался на ее правильную, с нужными выпуклостями стройную фигуру. Он когда-то думал к ней подрулить, даже выставлял соответствующие передачи, но она засунула тычинку его коробки передач обратно. А сегодня еще и выглядела лучше – косметика, волосы, вся из себя хороша.
Но этого было мало. Или слишком много.
Виталий Афанасьевич распахнул свой клетчатый твидовый пиджак и сцепил руки в огромный десятипалый