Нью-Йорк. Заповедник небоскребов, или Теория Большого яблока. Карина Чумакова. Читать онлайн. Newlib. NEWLIB.NET

Скачать книгу
бабушки с сумками-тележками на колесах, дамы в видавших виды «норках» и решительные молодые люди в тренировочных костюмах и с борсетками «гуччи». Когда я впервые оказалась на Брайтоне (именно «на», а не «в» – такая вот синтаксическая фишка) в 1998 году, мне показалось непонятным, почему люди, желавшие всеми правдами и неправдами уехать из «совка», с такой точностью воспроизвели его за океаном?

      Вывески стремились «перекричать» друг друга яркостью цвета и убогостью шрифта, предлагая дешево оформить развод, заранее позаботиться о месте на кладбище и вступить в шахматный клуб; по бордвоку (так на местном сленге называется дощатый променад вдоль пляжа) прогуливались оранжевокудрые дамы с артритными бульдогами, а сувенирные лавки точь-в-точь повторяли ассортимент развалов у Манежной площади: хохлома, матрешки с советскими партийными лидерами, мерлушковые ушанки и командирские часы.

      Брайтонцы привезли с собой все, что было можно, а то, что было нельзя, прихватили как культурную память. Она материализовалась в виде театра Millenium – районного дома культуры, в который регулярно наведываются с гастролями российские звезды эстрады и театра, и в виде книжных магазинов, где DVD с российскими кинофильмами появляются в день премьеры и где, помимо свежего Прилепина, можно купить школьные прописи и акварель «Ленинградскую» (лучший выбор оных в Торговом доме «Санкт-Петербург» по адресу 230 Brighton Beach Ave.).

      Для того чтобы обеспечить нормальную (читай – привычную) жизнь своим старикам, брайтонцы даже открыли русские аптеки, в которых можно купить валокордин и цитрамон, несмотря на то что они даже близко не одобрены американской FDA, что автоматически ставит их реализацию в один ряд с продажей героина.

      Но полностью отгородиться от американского контекста не вышло даже у брайтонцев: первым пал бастион литературного русского языка. Суржик, на котором изъясняется большинство местного населения, так и называется «Рунлгиш» – полу-Russian, полу-English. Над языком русской Америки еще в 1925 году потешался Владимир Маяковский, услыхав, что происходит с речью соотечественников в отрыве от своих корней:

      Я вам,

      сэр,

      назначаю апо́йнтман.

      Вы знаете,

      кажется,

      мой апа́ртман?

      Тудой пройдете четыре блока,

      потом

      сюдой дадите крен.

      А если

      стритка́ра набита,

      около

      можете взять

      подземный трен…

      Так и есть: единицами измерения на Брайтоне служат «инчи» и «паунды», работающее население берет «мортгиджи», а неработающее – сидит на «велфере», отоваривая «фудстемпы». У колбасного прилавка на просьбу взвесить «Докторской» можно легко услышать: «Вам послайсить или писом?», а потом, отсчитывая вам сдачу, кассир между делом поинтересуется, есть ли у вас «пенис» – имея в виду при этом безобидные центовые монеты.

      С другой стороны, даже Starbucks прогнулся