Поезд Таллин – Москва. Вагон полупустой – пассажиров не более десяти человек. Попутчики в купе мне достались такие: женщина средних лет с равнодушным лицом и ребенок, мальчик лет четырех с потухшими глазами. Женщина читала книгу, а мальчик, у которого был такой вид, словно он либо был нездоров, либо изрядно устал, вяло передвигался в пределах пространства купе.
Я поздоровался, разложил свои вещи, достал журнал и, удобно устроившись, стал читать. Вернее, попытался. Ситуация создалась нелепая, как в плохой комедии. Через каждую минуту или две в ответ на любое шевеление ребенка женщина, на мгновенье отрываясь от книги, равнодушным тоном отпускала команды: «Саша, не трогай… Саша, перестань… Саша, отстань… Саша, не бери… Саша, убери» – и тому подобное.
Я понимаю, что не имею права вмешиваться в жизнь других людей, поэтому помалкивал, являясь невольным свидетелем этого насилия над невинным мальцом. Я старался проявлять терпимость и абстрагироваться от явлений вокруг меня, но это было нелегко. В конце концов я сказал себе: «Я ведь не мебель, а живой человек. Меня не может не трогать такое издевательство над ребенком. Я отдаю себе отчет в том, что случайностей не существует. Я отдаю себе отчет в том, что эта ситуация закономерно предоставляет мне возможность для развития собственных добродетелей. Я отдаю себе отчет в том, что эта ситуация мне дана с определенной целью, чтобы тренировать мою терпимость, доброжелательность ко всем, даже к тем, кто ее (на мой субъективный взгляд несовершенного человека) не заслуживает. Я принимаю эту ситуацию и людей в этой ситуации. Принимая эту ситуацию, я тренируюсь на ней. Однако пора сделать перерыв в тренировке. Я уже довольно долго – целых полчаса – держу состояние относительного спокойствия, поэтому можно себе позволить слегка вмешаться».
И я обратился к своей попутчице:
– Не дает сыночек книжку спокойно почитать?
– Это внук.
– А-а. Хорошо бы вам было в дорогу прихватить наручники, пристегнули бы сейчас его, вон как раз труба под столом, и читали бы себе спокойно, внук бы и не отвлекал.
– Как это? Разве можно детей наручниками пристегивать? – голосом без выражения каких-либо эмоций отреагировала молодая бабушка, давая мне понять, что придерживается гуманных методов обращения с детьми.
Потрясающая броня. Она в упор не заметила моего неприкрытого юмора и ярко выраженного сарказма. Надо отдохнуть от созерцания этого беспредела бабушки-гуманиста. Пойду, думаю, постою в коридоре у окна в противоположном конце вагона. Поднялся и, перед тем как выйти из купе, совершил ужасную выходку. Наклонившись к мальчику, я шепнул ему так, чтобы и бабушке было слышно: «Саш, не слушайся ты бабушку».
Реакция малыша последовала мгновенно: «Да-а-а?» Глаза его широко раскрылись, в них загорелся огонь