– Вы не должны быть грубы с неодушевленными предметами, – говорит женщина с невероятной серьезностью. – Это обнажает ваше отношение к тем, кого вы считаете недочеловеками. Если вы грубы с компьютером, то будете грубы с животным. А отсюда всего один маленький шаг до грубости с ребенком или с официантом в ресторане.
Я жду, надеясь, что она продолжит, однако она не продолжает. А я жду. И тут жужжит вызывная панель.
Моя вторая цель прибыла за платьем. Я сразу все вспоминаю, в том числе и то, почему я оказалась в этой комнате.
– Я должна уйти. А вам нужно делать свою работу, – говорит женщина и отходит от меня. Мне кажется, что она сейчас исчезнет в картине, и меня охватывает паника. Я поворачиваюсь и хватаю ее за руку.
– Подождите, – говорю я и слышу, как дрожит мой голос. – Прошу вас, скажите, как мне это сделать?
Ее лицо – долина, укутанная странными туманами, однако я замечаю, что ее помада слегка растеклась и собралась в уголке рта.
– По-доброму, – говорит она. – Вы должны постараться все сделать с добрым сердцем. Если вы вообще обязаны это делать.
– Обязана, – говорю я. Вызывная панель опять жужжит, но мы не двигаемся с места.
– Было приятно познакомиться с вами, Лалабелль, – говорит она и уверенным жестом убирает мою руку со своей руки. – Я буду думать о вас.
Впервые кто-то назвал меня по имени, и почему-то это кажется мне неправильным. Как будто я не должна откликаться на это имя. Однако другого имени у меня нет.
Вызывная панель жужжит.
Женщина подходит к тонкой металлической панели на стене.
– Входите, – говорит она в микрофон и нажимает кнопку.
Я в своем черном костюме беспомощно смотрю на нее.
– Меня зовут Мари, – говорит она. – Вам следует спрашивать у людей, как их зовут. Это важно.
С этими словами она выходит в дверь, которую я раньше не заметила. Мне хочется окликнуть ее, спросить, Мари – это имя или фамилия. Но поздно. Позади меня слышится безрадостное покашливание.
Я поворачиваюсь; в дверном проеме стоит Лалабелль, припав на одну ногу. Ее наряд до невозможности изыскан. Единственное, что выпадает из общего ряда, это завязанный на шее жизнерадостный желтый шелковый шарф в крохотный горошек.
– О, – говорит она, когда видит мое лицо. – Это ты. Что тебе надо?
«Быть доброй, – думаю я. – Я должна быть доброй».
– Лалабелль отправила меня, чтобы… – говорю я и сглатываю. – Сказать тебе, что ты отлично делаешь свою работу. Она гордится тобой.
– Вот как? – спрашивает Портрет без всякого воодушевления и подавляет зевок. – Господи, как я устала… Я хожу весь день.
– Присядь, – говорю я. – Выпей воды.
– Я не нуждаюсь в твоих разрешениях, – грубо заявляет