О секрете старшей сестры не ведал никто, кроме священных рощ, куда она ходила, чтобы почтить свою Богиню. Или белоликой луны, становившейся невольной соучастницей, глядевшей с высоты небес на гибкое тело, покрытое брызгами жертвенной крови птицы или кролика.
Когда-то Сигрун прознала о культе и пообещала себя Призрачной Королеве взамен на умение колдовать. И разгоряченной жертвенным танцем явилась сама Богиня, укрытая беспросветным мраком, чтобы дать желаемое. Но при этом предупредила, что ее магия не дарит истинную жизнь и не позволяет влюбить в себя, потому что мертвое не может породить живое.
Сигрун согласилась: она решила, что с ее красотой нечего бояться. Любой мужчина захочет ее и не посмеет отказать.
Так и произошло. Тэлфрин не отказал ей в ту ночь, но оказалось, что этого недостаточно, чтобы воспылать к ней любовью. Так, Сигрун получила свой жестокий урок, поплатившись разбитым вдребезги сердцем.
Возможно, она еще пожалела бы Хельду, если бы в голосе той не звучало столь неприкрытое тщеславие от того, что властелин великого Блэрхайда берет ее в жены, и младшая опередит старшую на брачном ложе.
Это ранило Сигрун так глубоко, что она забыла о сестринском долге.
Блэрхайд, и правда, хранил память о прежних славных днях. О нем еще говорили с уважением. Замок помнил все четырнадцать поколений могучего рода, приходящего постепенно в упадок. Его стены, прежде увешанные драгоценными гобеленами, звонким оружием, покрылись зеленью мха. В сундуках, хранивших когда-то давно несметные сокровища, добытые в военных походах, обитали мыши.
Последние неурожайные годы привели к тому, что пришлось покупать пшеницу втрое дорого в соседнем Элмарке, но, когда груженые корабли шли через Холодное море, случился жуткий шторм, отчего почти все они затонули. Деревянные обломки и изуродованные трупы моряков долго еще находили вдоль всей Хрустальной бухты и Восточного побережья.
И вот, когда Тэлфрин пришел в отчаяние, ему и приснился тот самый сон, который показался благословением свыше.
Его наследник станет спасением. Он верил в это.
Живот Хельды рос день ото дня, и так же росла мрачная решимость ее сестры исполнить клятву.
Нити заклятия протянулись между нею и скрытым во чреве дитя. Она так погрузилась в исполнение своего обещания, что это стало смыслом ее существования.
Сигрун, стоило ей увидеть довольное лицо Хельды и руки Тэлфрина на ее округлившемся животе, вспоминала язвительные слова возлюбленного, ставшие горьким ядом для ее изболевшегося сердца.
Сигрун превратилась для Тэлфрина в неприятную обузу и напоминание о его легкомысленности. Он помнил ее податливое тело и жаркие ласки, но от этого еще больше презирал, опасаясь, как бы эта неудобная правда не открылась его жене.
Тэлфрин убедил себя, что в той преступной связи нет