– Именно в этом и состоит твоя основная проблема, Мариф, – откидывая со лба прядь золотистых волос усмехнулся Савос. – Научись получать удовольствие в простых вещах, и тогда мир не будет казаться тебе таким унылым местом.
– Я предпочитаю действовать иначе, брат, – Мариф презрительно скривился, когда одна из девушек перевернулась на спину и ее обнаженная грудь оказалась на виду. – Чтобы мир перестал казаться мне унылым, я просто сделаю его не таким. Может тогда и тебе не придется прятаться от тьмы Кары в объятиях развратных хизм?
– Оставь нотации для Аски, брат, – отмахнулся от него Савос. – Ей они определенно нужнее, иначе она окажется там же где и Сархос.
– Если мы сделаем все, как задумали, то нет. Я надеюсь, что скоро вернется Эзра и тогда мы приступим к осуществлению своего плана.
– Она знает? – Савос внимательно посмотрел на Марифа.
– Ровно столько сколько должна.
– Что ж… – Савос свел брови к переносице из-за чего стал выглядеть серьезнее. – Что ты хочешь от меня?
– Ты должен спуститься на землю, брат.
Следующим местом куда отправился Мариф стали покои отца. Он шел, стараясь придать лицу привычное надменно-равнодушное выражение, но из-за того, что, наконец, его план стал так близок к осуществлению, Марифу становилось все сложнее держать себя в руках. Столетия он мечтал об этом, столетия продумывал все детали и ждал подходящего момента. Кто бы мог подумать, что отец почти все сделает сам.
Подойдя к вычурной двери, которая возвышалась до самого потолка, что очевидно сильно тешило самолюбие Аргота, Мариф остановился. Ему нужно было придать лицу нужное выражение. Отец слишком хорошо считывал своих детей, поэтому он так любил Эзру, она была прямолинейна, не хитрила и почти не поддавалась ничьему влиянию. Мариф приложил много усилий, чтобы Эзра стала ему доверять, в той степени, в которой это устраивало их обоих.
Мариф тряхнул головой, смахивая челку со лба и поднял руку, но голос отца эхом разнесся по коридору ровно за секунду до того, как Мариф опустил кулак на дверь.
– Ты явился сказать, что они вернулись?
Мышца на лице Марифа дернулась. И сейчас отец думал только про свою любимицу. Мариф должен был радоваться тому, что Аргот ничего не замечал вокруг, ведь благодаря этому, его план был как никогда близок к исполнению, но внутри Марифа все равно жила эта вязкая черная зависть. Он был первым ребенком, его мать была первой женой, так почему отец так любил Эзру и Аску? Еще две сестры и вовсе словно не существовали для Аргота, но Марифа он презирал. Это слышалось в тоне, которым отец разговаривал с ним, в мимолетном движении бровей, в том, как опускались уголки губ, когда Аргот замечал сына. Марифу не было обидно или больно. Все эти чувства он закрыл в своей безжизненной душе в тот самый момент, когда Хаять – богиня жизни, подарившая жизнь и Марифу, умерла. Внутри него почти ничего не