– А потому как в этаких помещениях только заговоры и устраивать… и еще козни плести. – Евдокия успела оглядеться.
А ведь некогда мебель была… и ковер на полу лежал… и на стенах висели картины… куда подевались? А известно куда, туда, куда и большая часть ценных вещей, каковые были в этом доме.
– Козни… козни строить – дело хорошее. – Себастьян подошел к двери на цыпочках и прижал к губам палец. Наклонился. Прислушался.
Кончик носа у него дернулся, точно Себастьян не только прислушивался, но и принюхивался.
– Вот же… любопытные… идем. – Он в два шага пересек комнату, взлетел на подоконник и что-то нажал, отчего окно отворилось вместе с кованой рамой. – Евдокиюшка… ну что ты мнешься? Можно подумать, в первый раз…
– Что в первый раз? – Радость от этой встречи – а Евдокия вынуждена была признаться себе самой, что ненаследного князя она рада видеть, – куда-то исчезла, сменившись глухим раздражением.
И главное, ни одного канделябра под рукой…
– Через окно лезть, – шепотом ответил Себастьян, который на подоконнике устроился вольготно и этак еще ручку протянул, приглашая присоединиться.
А главное, что отказать не выйдет.
Нет, конечно, можно потребовать… чего-нибудь этакого потребовать… скажем, дверь открыть, убраться из этой странной комнаты в иную, более подходящую для беседы.
Вот только чуяла Евдокия, что эти фокусы неспроста. И как знать, о чем разговор пойдет. А потому вздохнула, сунула веер под мышку и юбки подобрала.
– Отвернись, – буркнула.
– Увы, это выше моих сил!
На подоконник он Евдокию втянул, а после помог спуститься.
– Лихо так из дому сбегал… мне вот и рассказал…
– А зачем нам сбегать?
Сад.
И кусты роз, которые разрослись густо, переплелись колючими ветвями, сотворив непреодолимую стену. Во всяком случае, у Евдокии не появилось ни малейшего желания ее преодолевать. А Себастьян знай шагал себе по узенькой дорожке, которую выискивал, верно, наугад, и заговаривать не спешил.
Остановился он у крохотного прудика, темную поверхность которого затянуло ряской.
– Может, конечно, и незачем… а может… – замолчал, вздохнул, и хвост змеей скользнул по нестриженой траве. – Евдокиюшка… друг ты мой сердешный… скажи, будь добра, что вчерашнюю ночь мой драгоценный братец провел в твоих объятиях. И желательно, что объятий этих ты не размыкала ни на секунду.
– Скажу.
– Вот и ладно… а на самом деле?
Вот что он за человек такой? Почему бы ему не удовлетвориться этаким ответом?
– Что произошло?
Замялся, прикусил мизинец, но ответил:
– Убийство.
– И Лихо…
– Волкодлак в городе.
Сердце