Мы пьем кофе в тишине, затем Матвей ест яичницу с беконом, а я пытаюсь осилить несладкий йогурт. Головная боль постепенно стихает, и я так рада этому. Только когда Надя уходит по делам в дальнюю часть дома, Матвей интересуется:
– Ты помнишь, что было вчера?
"Вот оно! Начинается!" – проносится у меня в голове, и я всеми силами стараюсь делать непроницаемое лицо.
– Помню, что поехала в клуб. А дальше… провал.
Матвей изучает меня, пытаясь определить, говорю ли я правду. А я тем временем, заканчиваю с йогуртом и поспешно встаю, чтобы трусливо сбежать в свою комнату.
– И ты не хочешь узнать, что было? – спрашивает Матвей, и я отчетливо слышу в его голосе насмешку.
– А что было?
Я останавливаюсь в дверях и поворачиваюсь к нему. Матвей встаёт со своего места и подходит ко мне, оказавшись слишком близко. Можно сказать, он нарушает мое личное пространство. Приходится упереться в стену, чтобы сократить расстояние между нами, но и это не помогает.
– Неужели ты совсем ничего не помнишь?
– Вообще ничего, – отвечаю я, пытаясь сделать свою интонацию как можно более искренней. – Неужели я пила алкоголь?
– Да, – соглашается он, чуть отступая. В его глазах мелькает раздражение. – Неужели можно быть такой глупой и позволять чужому человеку приносить тебе напитки? Ты вообще не знаешь, кто такой Дима, и всё-таки села к нему в машину. Ты понимаешь, что он мог сделать с тобой?
– Да. Я сделала выводы, и такое больше не повторится, – соглашаюсь я и продолжаю: – Но одного я не понимаю. Как можно дружить с таким человеком, как Дима? Значит, ты такой же? Намеренно спаиваешь девушек, чтобы…
– Чтобы что? – прерывает меня Матвей и касается моей шеи, на которой пульсирует жилка. – Неужели ты не помнишь, как я тебя вез домой? – Его пальцы спускаются чуть ниже и наматывают на себя верёвочки от худи. – А что случилось по приезду, ты помнишь? – со злостью спрашивает Матвей, глядя на мои губы.
– И что же случилось? – нервно спрашиваю я, вжимаясь в стену.
Матвей смотрит на меня сверху вниз. Кажется, он сам осмысливает происходящее или ждёт, когда я сознаюсь, что все помню. Но я в этом никогда не признаюсь.
– Ты декламировала стихи поэтов серебряного века, – ухмыляется он. – Задолбала с этим. Я всю дорогу терпел плохого чтеца.
Вздох облегчения чуть не срывается с моих губ. И тут же молнией проносится мысль, что он только что сказал, что я плохой чтец…
– Я хорошо рассказываю стихи!
– Когда не под воздействием коктейлей, возможно, – кривит губы Матвей. – И ещё. Никогда не сравнивай меня с другими. Я такой один. Если ещё раз скажешь, что я такой же, как Дима, я поступлю с тобой точно так же, как и он в твоей голове поступает с девушками. Но на самом деле даже он так не поступает!
С этими словами Матвей поворачивается и направляется к лестнице. А я так и остаюсь прислоненной к стенке. Вроде бы, он поверил, что я ничего не помню. А что, если нет?
Глава