электрические надписи на каком-то диком воляпюке – «SAMSUNG», «OCA-CO A»,
«OLBI». В этом городе мне совершенно некуда было идти; я чувствовал себя персом,
по непонятной причине прибежавшим из Марафона в Афины.
– А знаете ли вы, милостивый государь, что это такое, когда некуда больше идти?
– тихо пробормотал я, глядя на горящие в небе слова, и засмеялся, вспомнив женщину-Мармеладова из «Музыкальной Табакерки».
И вдруг мне стало совершенно ясно, что делать дальше.
Встав со скамейки, я перешел дорогу, остановился на краю тротуара и поднял руку, чтобы остановить какое-нибудь авто. Почти сразу же возле меня затормозила дребезжащая машина каплеобразной формы, вся забрызганная снежной грязью. За ее рулем сидел бородатый господин, чем-то напомнивший мне графа Толстого – вот только борода у него была немного куцей.
– Вам куда? – спросил господин.
– Знаете, – сказал я, – я не помню точного адреса, но мне нужно место, которое называется «Музыкальная табакерка». Кафе. Где-то тут неподалеку – вниз по бульвару
и налево. Недалеко от Никитских Ворот.
– Что, на Герцена?
Я пожал плечами.
– Не слышал про такое кафе, – сказал бородатый господин. – Наверно, недавно
открылось?
– Почему, – сказал я, – довольно давно.
– Десять тысяч, – сказал господин. – Деньги вперед.
Открыв дверь, я сел на сиденье рядом с ним. Машина тронулась с места. Я украдкой поглядел на него. На нем был странного вида пиджак, покроем напоминавший
военный френч вроде тех, что любило носить большевистское начальство, но сшитый
из какого-то либерального клетчатого сукна. (пиджак конца двадцатого века)
– У вас хороший автомобиль, – сказал я.
Ему явно польстили мои слова.
– Сейчас уже старый, – ответил он, – а после войны лучше «Победы» машины в мире не было.
– После войны? – переспросил я.
– Ну, конечно, не все время после войны, – сказал он, – но лет пять точно. А сей-
час развалили все к гребаной матери. Поэтому коммунисты к власти и пришли.
– Только не надо о политике, – сказал я, – я в ней абсолютно не смыслю и все время путаюсь.
……. <>
Я потянул на себя дверь. За ней открылся короткий коридор, увешанный тяжелыми шубами и пальто; в его конце была неожиданно грубая стальная дверь. Навстречу
мне поднялся с табурета похожий на преступника человек в канареечном пиджаке с
золотыми