Элеонора молчала. Приставив ладони ребром к стеклу, она, вставила лицо меж ладоней и внимательно рассматривала дальний конец коридора.
– А ты? – наконец-то ответила она вопросом на вопрос.
– Неудобно мне. Стекло отсвечивает, да ещё эта железяка мешает до окна дотянуться, – Эва легонько похлопала по жестяному отливу.
– Не вижу никого. Двери в классы закрыты все, – Эля отпрянула от окна, шагнула к тамбуру и потянула за дверную ручку. В эту минуту в её душе теплилась надежда, что все двери будут заперты, тогда они с чистой совестью поедут домой, но дверь отворилась неожиданно легко, лишь пружина захрустела, растягивая свои ржавые петли.
Коричневый кафель пола был покрыт толстым слоем пыли. Старшие сёстры обрадовано переглянулись, не увидев в пыли следов. Эра протиснулась между сёстрами, и побежала, поднимая лёгкие пыльные облачка, к стоявшей в дальнем углу урне. Она помнила, что в походах по новым местам, нужно проверять всё, ведь добыча может лежать в самых неожиданных местах. Заглянула в урну, повернулась к сёстрам, скривила недовольно пухлые губки, разочарованно развела руки, показывая тем самым, что урна пуста.
– Стойте здесь, – скомандовала сёстрам Эля и добавила: – Эра, дай Лине руку.
Дверь, ведущая из тамбура в фойе с раздевалкой, была застеклена в верхней части. Эля подошла к двери, протёрла стекло ладонью и уткнулась в очищенное место лбом, стараясь дышать реже, чтобы стекло не запотело от дыхания. На вешалках раздевалки не висело ни одной вещи, благодаря чему та просматривалась насквозь. По левую руку от входной двери размещался спортзал. В коротком коридоре без окон, ведущем в спортзал, царила тьма. Тьма подсказала Эле, что двери в раздевалку, инвентарную и тренерскую, плотно закрыты.
Эля не верила ни в Иисуса, ни в какое либо другое божество, в посёлке религиозные отправления не приветствовались, но это не помешало ей размашисто перекреститься, прежде чем переступить порог школы. Также размашисто, как только что сделала она, обычно крестился папа. Крестился в шутку, исполняя не несущий религиозной нагрузки ритуал. Словно на ладони поплевал и растёр перед тяжёлой работой. Элеоноре нравилось подражать отцу.
Дверь распахнулась бесшумно, создавая впечатление, что дверные петли кто-то недавно смазал, но пыль на полу фойе была идеально ровной. Никто не тревожил её эти несколько лет запустения: ни люди, ни мыши, ни крысы.
Ступив на дощатый плоский короб, закрывавший трубу отопления, проложенную под самой дверью, Эля застыла. Школа звенела тишиной. В такой тишине должен прослушиваться каждый шорох, возникший в утробе огромного гулкого здания, но даже шорохов не было слышно.
Эля набрала полную грудь воздуха, зажмурила глаза,