Связать хвостами кота и собачонку и хлестать их кнутами, утопить котенка, мучить вороненка или галчонка, поймать ежа и утопить его в пруду, ловить ящериц и отламывать им хвосты, бить ящериц и лягушек и т. п. – у крестьянских мальчишек не считалось делом зазорным, и они обыкновенно непритворно удивлялись, когда я говорил, что это делать нельзя: «Николай Александрович не велит». Ну, а слово моего отца было законом – «мировой судья» в острог на целый год посадить может. По этому поводу невольно вспоминается моя первая исповедь.
Мне, должно быть, только что минуло восемь лет, и бабушка Мария Михайловна решила, что мне необходимо исповедаться, на что и испросила согласие или, как принято было говорить, «благословение» отца архимандрита Авраамия.
В успенский пост я был взят на съезд (мировых судей) в Алатырь, причем с нами поехала и Александра Викторовна. Мне было сказано, что я буду «говеть». Заставили меня твердо выучить молитвы: «Отче наш», «Богородицу», «Царю небесный», «Достойно», «Заповеди», а также «Верую». Бабушка проэкзаменовала меня несколько раз и повела в покой отца архимандрита.
Отец Авраамий, почтенный седобородый и, видимо, добрейшей души старец, начал сперва со мною беседовать при бабушке. Затем говорит: «Ну, пойдем помолимся», – и увел меня в соседнюю комнату, где у него стоял перед образами аналой. Там он поставил меня на колени и велел читать молитвы, какие я знал, в том числе и «Верую», подсказывая мне в тех местах, где я запинался, но в общем похвалил и подбодрил словами: «Вижу, ты молитвы хорошо знаешь». После этого и сам опустился на колени перед образами и стал меня спрашивать о моих грехах, на что, согласно указаниям бабушки, я отвечал: «Грешен, батюшка».
Вопросы о. Авраамий ставил понятные моему детскому разумению, так что я под конец осмелел и на вопрос:
– Еще не знаешь ли каких за собою грехов? – ответил:
– Вот с мальчишками воронят и воробьят из гнезд выдрали и перебили. На это последовало поучение: «Нехорошо, не надо этого делать, и ворона и воробей – птички божьи, убивать их грех».
Памятуя затем, что отец не велит убивать лягушек, я сказал:
– Вот, батюшка, лягушек мы с мальчишками в пруду бьем.
– Это ничего, лягушка – тварь поганая, кровь у нее холодная, ее бить можно, это не грех.
Рассказал я об этом при бабушке отцу:
– Ты, папа, велишь нам бить воронят – вороны цыплят и утят таскают, а также воробьят, они пшеницу и конопель клюют, а лягушек бить не велишь, они всяких вредных насекомых уничтожают; а вот батюшка Авраамий сказал, что лягушка – тварь поганая, кровь у нее холодная, ее бить можно – это не грех, а у воробьят и у воронят кровь теплая и бить их грех.
После этого я помню разговор отца с бабушкой: