Призывников формировали в небольшие отряды, рассаживали по машинам. Валя цепляла глазами каждое движение. Все знали, что сначала их отправляют на обучение на три месяца, значит, три месяца они будут точно живы, а там…
Брели домой молча. Сентябрьский осенний дождь, ещё с остатками летнего тепла, совсем не раздражал, а так просто умывал утреннюю Москву. Каждый думал о своём, и обе боялись нарушить тишину.
– Пошли к нам? – наконец решилась Татьяна. «К нам, – тут же горько усмехнулась она. – Господи, когда же это "к нам" станет снова по-настоящему?»
Семья Саши Королькова жила в соседнем дворе на Большом Дровяном. Пять семей, одна кухня, и один туалет – всё как у всех. Потолки высоченные – лампочку менять, кликать дворника с длиннющей дворовой лестницей.
Валя скинула промокший плащ и беспомощно опустилась на табурет.
– Знаете, тёть Тань, я вам сказать хотела… – она замялась на пару секунд, – ну, в общем… если у нас с Сашей вдруг будет ребёнок, мы решили её Ульяной назвать. Можете меня осуждать, сколько хотите, но мы так решили… – Валя подняла полные слёз глаза и посмотрела на Татьяну.
Татьяна стояла не молодая и не старая. Слегка улыбнулась и, подойдя, прижала к себе Валю.
– Пусть будет, девочка моя. Хоть бы так и было.
В этот момент память перенесла Валю на год назад. В самый страшный 1941-й, навсегда изменивший миллионы судеб. Когда они точно так же сидели в коридоре. Валя вспомнила, как раздался звонок в дверь: два коротких и один длинный.
– Это к Лейбманам.
Татьяна тогда долго возилась с замком, который вечно заедал, в глубине тихонько приоткрыли узкую щель, и еле высунувшаяся женская голова отчаянно делала знаки: «тсссс – нас, мол, нет». Но было уже поздно. На пороге стояла бледная худощавая женщина с густыми тёмными волосами, аккуратно убранными под берет, и две девочки, точнее девочка и девушка. Та, что помладше, очень походила на мать: тёмненькая, с огромными бархатными глазами из-под сочных бровей, а вот старшая – настоящая русская красавица с роскошной светло-русой косой и синими, словно два сапфира, глазами. Щель в глубине тут же замкнулась.
– Здравствуйте! – сказала женщина, переминаясь с ноги на ногу, ей явно было неловко. Рука крепко сжимала небольшой чемоданчик. – А Маша Лейбман дома? Точнее, не Лейбман, Кольцова, – тут же осеклась она.
– Да, вроде, дома была, – растерялась Таня.
Неожиданно дверь в глубине квартиры решительно распахнулась и оттуда вышла Маша, полная дородная, с курносым носом посреди «лица-тазика».
– Маша! – искренне обрадовалась гостья. – Я так рада, что успела!
– Чему ты так рада? Я, кажется, ещё по телефону