– Только не вспоминайте здесь о Грюнвальдском поле… – с романтической грустинкой в голосе возмутился коронный канцлер. – В памяти его следует возрождать не на турнирных аренах, и совсем по другому поводу.
Холеное, слегка лоснящееся белесое лицо Оссолинского еще только вспахивалось первыми бороздами морщин. Однако этот плуг лет и горечи врезался в его тело основательно. И, судя по всему, безжалостно.
Тем временем воины – саксонец и поляк – сошлись и, вслед за жестами приветствия, обменялись первыми ударами секир. Однако сразу же чувствовалось, что удары были несильными и показательно меланхоличными. Воины понимали, что должны не побеждать, а… развлекать, к тому же они совершенно не ощущали друг к другу ни откровенной вражды, ни скрытого соперничества.
Оссолинский взглянул на спускающийся за квадрат двора небольшой, занавешенный черновато-багряной тучкой, полукруг солнца. Он зря терял время, которое мог посвятить куда более важным делам, нежели созерцание этого «петушиного» боя. Два часа тому граф под большим секретом сообщил ему, что король отправился на поиски Скалы Волхвов, то есть ступил на легендарную «тропу Стефана Батория». Оссолинский тотчас же попросил послать к монарху гонца, который бы уведомил о его, канцлера, прибытии. Однако время шло, а – ни гонца, ни короля.
Двое слуг графа принесли небольшой столик, удачно помещавшийся в специально предназначенной для него нише, в галерее между канцлером и Оржевским, и поставили на него кувшин с вином и поднос с небольшими кусками жареной говядины.
Резко потянувшись к наполненному бокалу, граф вдруг прервал движение и болезненно схватился за левое предплечье. Канцлер уже знал, что, скрытая под широким рукавом куртки рана эта, доставшаяся ему вместе со стрелой ошалевшего от атаки татарина, кровоточила, гноилась и причиняла Оржевскому душевные и физические страдания. Однако все что он мог сделать для старого рубаки, так это – сочувственно взглянуть на него.
– Чертов немец-лекарь твердит, что придется вскрывать эту рану еще раз, – почти простонал граф. – Стрела оказалась то ли отравленной, то ли просто вымоченной бог знает в чем. А полковой лекарь, который вытаскивал ее, не догадался сразу же прижечь рану каленой сталью.
– Если вы не доверяете своему лекарю-иностранцу, советую обратиться к знахарям из ближайшего монастыря.
– Кажется, я уже не доверяю даже своему ангелу-хранителю. А поменять его – не в моей воле.
– В таком случае – за раны, полученные в боях с врагами Польши, а не на тевтонских турнирах-игрищах, – мрачно произнес Оссолинский тот единственный тост, который нашептан был в эти минуты его собственным ангелом-хранителем или кем-то из небесных покровителей воинов. – Будьте же мужественны, граф!
– За раны во имя отчизны, – с ритуальной торжественностью поддержал его Оржевский.
Граф,