– Что я вам плохого сделал? Зачем я вам? Верните меня обратно в наш дзот.
– Куда, куда? – Игорь пригнулся, чтобы лучше расслышать.
– В дзот.
– Дед, окстись! Великая Отечественная пятьдесят один год тому назад как кончилась! Или это у тебя последствия контузии?
– Ранение у меня имеется. Получил его при разминировании Кенигсберга. А контузии не было! – Грызунов ударил сухой узкой ладонью по колену.
– Так ты вдобавок ко всему еще и фронтовик? – присвистнул собеседник. – Тебе, видать, за штурм цитадели Восточной Пруссии помимо медали выделили в пожизненное владение дзот, куда ты и поселился?
– Дурья твоя башка, – беззлобно огрызнулся ветеран. – Дзотом я называю ту хала- буду на окраине города, где обитают такие же, как я…
– Шаромыги и забулдыги!
– …несчастные, обездоленные, забытые близкими, родными и любимым государством люди, – закончил старик, не обращая внимания на реплики своего тюремщика. – Дзот означает „дом-здравница особых туристов“.
– А туристы, стало быть, это подобные тебе бичи.
– Там раньше была контора какой-то автобазы или стройки, точно не знаю, – продолжал Грызунов, пропуская мимо ушей оскорбления. – А теперь это штаб-квартира нищенствующей армии.
– Вам всем давно на кладбище перебираться надо.
– Что правда, то правда, – неожиданно для Игоря согласился с ним старик. – Пора уже на вечный покой. Да вот что-то Боженька никак не хочет душу мою прибрать. А пока, может, все же выпустишь меня отсюда, мил человек.
– Ну ты, старпер, даешь! Фиг тебе! Посиди под домашним арестом! Ты ж нам ничего еще не сказал!
– А что я вам должен был сказать? – В старческих выцветших глазах вспыхнул и тут же погас огонек надежды.
– Вот придет Николай Михайлович, он тебе все и напомнит, растолкует, разжует и в рот положит.
– Николай Михайлович? Это кто? Тот, с горбатым носом и с залысиной?
– Он самый.
– Он у вас за хозяина?
Такое определение покоробило Игоря, который вместе со своим напарником Константином при подобном распределении ролей ветераном второй мировой автоматически получал статус холопа.
– За директора! – рявкнул телохранитель Задонского.
– Ясненько. Не пойму только, какой интерес у вашего фирмача ко мне?
– Он же тебя вчера все долбал, пьянь! А ты, как дебил, заладил: „Не помню! Не знаю!“ Пришлось тебя ширнуть и сюда приволочь, чтобы было где поточить с тобой лясы в теплой, дружеской обстановке. Здесь нам никто не помешает выпытать из тебя все, что нам нужно. И поверь мне, дед, я из тебя все вытрясу. А будешь молчать или косить под дурака – я запущу свою руку в твою поганую глотку по самый, локоть, ухвачу за кишки и выверну все твое вонючее нутро наизнанку! – Игорь поднес свою огромную пятерню к лицу пенсионера и пошевелил пальцами, поросшими жесткими волосиками, как ножки тарантула.
– Эсесовец, –