Что меня тогда удивляло? Тетя Рая, обожавшая детей – своих, чужих, – готовая ради них горы свернуть. Дядя Володя, все время что-то чинивший, подкручивавший, пока не добьется идеального результата. Учителя, приехавшие на край света из-за собственных проблем, но не предавшие любимое дело. Они учили, работали, требовали, не делали скидок на погоду – петь в минус тридцать так себе удовольствие. Но моя мама не было такой – преданной делу. Она приехала зарабатывать, о чем честно всем сообщала: мол, заработаю и уеду. Мне не нужны ваши проблемы, ваши надежды на будущее. Я не с вами. А моя жизнь в разных местах, где я неизменно находилась на положении приживалки, научила всякий раз адаптироваться к местным традициям и устоям. Мимикрировать, сливаться, принимать. С точки зрения психологии у меня огромная травма. С точки зрения жизни я выросла с уважением к чужому семейному укладу. И с огромным чувством благодарности ко всем людям, которые могли меня приютить, накормить, защитить и решить хотя бы часть проблем, которые не хотела или не могла решать моя мама.
Сейчас я не так часто ее вижу – она приезжает в гости, привозит внучке гору подарков. В последний раз неожиданно начала вспоминать мое детство:
– Ты помнишь Петьку Завьялова? Ну как? Он же учил тебя есть вилкой котлету! – восклицает мама. – А помнишь Нинку Севостьянову? Она приезжала с тобой гулять, когда ты родилась. Теперь поет в церковном хоре.
Я не могла объяснить ей, что эти люди не остались в моей памяти. А остались те, которые давали мне жилье, еду, следили за учебой. Тетю Раю и дядю Володю, например, прекрасно помню. Я не вспомню интерьер нашей московской квартиры, но помню обои в съемных комнатах. И где стояла ваза, которой так дорожила хозяйка. Мам, ты ее разбила, хозяйка плакала. Вот это я помню. Видимо, та ваза была ей дорога. Ты кинула на стол деньги – возместить ущерб, отчего стало только хуже. Хозяйка нас выгнала. Ты возмущалась – из-за какой-то вазы. Но я сейчас понимаю ту