Если спуститься, на первом этаже увидишь точно такой же коридор, в западном конце которого – кухня. Вчера у меня не было не времени, ни желания обращать внимание на все эти подробности, а сегодня все это показалось очень даже любопытным.
Я не обманулся в своих ожиданиях и застал Анну на месте.
– О, Макс, вы уже встали! – кажется, даже обрадовалась она. – Рада вас видеть. Как спалось?
– Нормально, – не стал уточнять я. – А… где все? Вы обещали мне рассказать, где я оказался!
– Подождите немного, – примирительно улыбнулась она. – У нас завтракают в полдевятого, вот вы и познакомитесь с нашими жильцами… Правда, не со всеми: Дэн и Диана встают поздно, молодежь любит поспать, вы же знаете, а Паша ушел с утра на рыбалку. Да, Андрей всегда завтракает у себя, с дочкой.
– Это какой-то дом отдыха? – спросил я. – Гостиница?
– Можно сказать и так, – туманно ответила Анна. – А раз вы уж оказались здесь, то не поможете ли мне накрыть на стол?
Конечно же, я согласился (после оказанного мне гостеприимства отказаться было бы полным свинством), и мы очень быстро сервировали стол. Я догадался правильно, ели они не на кухне, а в большой темной комнате, кажется, специально для этого предназначенной. Огромный круглый стол с высокими стульями, камин, старинные часы на стене, несколько низких кушеток у стен, занавешенные тяжелыми шторами окна… Все это куда больше напоминало декорации к какому-нибудь фильму о жизни аристократов прошлых веков, а вовсе не реально существующий интерьер.
Но все было настоящим, я мог не сомневаться.
К назначенному времени стали подтягиваться жильцы. Молодежи среди них и вправду практически не было, но зато все они являлись в высшей степени интересными персонажами.
Когда мы сели завтракать, Анна представила меня присутствующим, и те в ответ тоже назвали свои имена.
Шикарную даму напротив лет сорока пяти, яркую, «жгучую» брюнетку звали Алисия Генриховна Шварц. Очевидно, именно ее рыдания я слышал вчера, но верилось в это плохо: мне всегда казалось, что такие леди не плачут ни в каких случаях. Алисия нехотя ковырялась в поданной Анной яичнице и поглядывала на окружающих с плохо скрываемым презрением. Была она по роду деятельности художницей, что несколько объясняло давешнюю истерику, хотя я все равно мог поверить в нее лишь с очень большим трудом.
Справа от нее сидел пожилой красавец-мужчина, седобородый, с умным взглядом синих невыцветших глаз. Я затруднился бы сказать, сколько ему было лет, но выглядел он, что называется, весьма и весьма «хорошо сохранившимся». Подумав, я бы, может не отказался поменяться с ним местами… Звали его