Япония на начало века имела втрое меньше населения, чем Россия, но у Японии уже было обязательное начальное образование и 3111 профессионально-технических школ с почти 200 тысячами учащихся. Кроме этого, 7 технологических высших школ и 2 университета с примерно 11 тысячами студентов. (Япония имела и 101 женскую высшую школы с 32,5 тысячами курсисток).
А к концу XIX века в России было всего 9 университетов на 130 миллионов населения (из которого 1,5 миллиона были дворяне), но только Петербургский и Московский были так-сяк наполнены, имея около 4 тысяч студентов на пяти факультетах при четырехлетнем обучении. А, скажем, Казанский имел всего 858 студентов, Харьковский – 1489, Новороссийский – 688.
Всего в университетах училось почти 14 тысяч студентов, из которых филологов было 2,8 тысяч и юристов 5,2 тысячи. А в 12 российских высших учебных заведениях, готовящих инженеров всех специальностей и агрономов, училось менее 5,4 тысячи студентов. Ну, какой рост народного хозяйства нужно ожидать от страны, в элите которой желающих быть болтунами с чистыми ручками больше, чем желающих заниматься производительным трудом? (Кстати, в это время учившихся на попов (еще одни белые ручки) было более 50 тысяч).
Вот этот идеал (белые ручки и много денег) российской элиты настолько был корнем ее мировоззрения, что сохранился и в СССР – в формально государстве трудящихся.
Вот интересный момент из воспоминаний американского инженера Джона Литтлпейджа, который в конце 20-х прошлого века показывал рудники Аляски старому большевику А.П. Серебровскому, которому было поручено расширить добычу золота в СССР (об этом позже).
«И еще вспоминается один инцидент, который меня тогда удивил. Я организовал встречу Серебровского с главным управляющим рудника Аляска-Джуно, одного из крупнейших в мире золотопромышленных рудников. Мы добрались туда ко времени обеденного перерыва и увидели управляющего выходящим из туннеля в рабочей одежде, собравшей немало грязи.
Когда я его представил Серебровскому, тот удивился. Он отвел меня в сторонку и спросил:
– Вы сказали, это главный управляющий?
Я ответил:
– Именно он.
Мы втроем пошли в столовую компании, сели за один из длинных столов с едой, набрали себе, кто чего хотел. Конечно, никакие столы ни для кого не были забронированы, и за нашим столом сидело много простых горняков, они слушали нашу беседу и иногда вступали в разговор.
Эпизод произвел большое впечатление на Серебровского; он потом долго со мной говорил. Он никак не мог привыкнуть к мысли, что главный управляющий сел обедать со своими собственными рабочими, даже глазом не моргнув.
Я ничего особенно впечатляющего в том не усмотрел».
Заметьте, это