С этими словами она протянула ключ Эдмунду.
Эдмунд дернулся и подался на пару шагов назад. Он не считал себя подозрительным, порой даже доверял кому не надо, особенно если дело касалось магии или параллельных миров, которые показывали в телепередачах или красочно описывали в книгах, но в тот момент засомневался бы даже глупец.
Женщина смягчились в лице и вымученно улыбнулась.
– Не бойся. Я не намерена причинять тебе вред. Возьми этот ключ, пожалуйста. Прошу.
Голос стал страдальческим. Настолько, что Эдмунду передалась ее давящая, тягостная, всепоглощающая тоска. Боль покинутого всеми старика в последние годы жизни. Ужасное чувство.
Он посмотрел на нее с сочувствием, протянул руку и взял предмет дрогнувшими пальцами, удивляясь собственной решимости.
– Я сделаю всё, что вы говорите.
Затем он крепко сжал ладонь, ожидая, что сейчас произойдёт чудо… Но ощутил лишь приятную прохладу. Ничего более.
Вряд ли этот ключ сам по себе опасен… Но куда может вести дверь, которую он открывает? И неужели она и правда находится в школе?
– Спасибо, – лаконично поблагодарила она. – И да, ещё один момент. Новое зеркало твоей сестры.
– Что с ним? – спросил Эдмунд с недоумением, заталкивая ключ во внутренний карман сумки, в кипу шершавых смятых купюр, которые мягко зашуршали под его руками.
Уж в безделушках Маргарет он бы в жизни не заподозрил ничего мистического. Настолько обычного человека ещё стоило поискать.
– Джеральд… расскажет тебе, – с трудом выдавила из себя старуха. Ее голос звучал все тише, слова едва различались, будто вот-вот – и она задохнется. Эдмунду на миг даже показалось, что ему и самому не хватает воздуха. Он глубоко вдохнул.
– Джеральд? Кто это?
Старуха зашевелила губами, словно хотела ответить. Саннорт сначала так и подумал и почти обрадовался, что она наконец что-нибудь расскажет ему. Но вместо слов женщина содрогнулась всем телом и схватилась за грудь, ее дыхание стало коротким и неглубоким.
– Мэм? Вам плохо? – Эдмунд в ужасе сделал шаг к старушке, разрываясь между желанием помочь и страхом перед неизвестностью. Но первого все же было чуть больше. Определённо.
Женщина вся сжалась, как от внезапной судороги, покачнулась и рухнула на тропу, как увядший цветок. Послышался приглушенный звук падения. И вот она уже распласталась напротив; глаза закатились, открывая белки под трепещущими веками. В тени деревьев ее безжизненное лицо напомнило расколовшуюся театральную маску.
Жутковатая тишина окутала парк, даже сторонние звуки вмиг стихли, словно кто-то нажал на выключатель. Стало холодно. Эдмунд поёжился, закутываясь в пиджак.
– Мэм?
Он присел рядом с женщиной, чувствуя, как его сердцебиение отдаётся в ушах. Неуверенно протянул руку и взял ее за запястье, надеясь нащупать пульс. Его пальцы коснулись тонкой, словно пергамент, старческой кожи. Ничего. Тишина.
– Я