– Старший оперуполномоченный отдела экономической безопасности Евтюхов, – представился мужчина в штатском, – А вы, гражданин, кем будете? Документики при себе имеются?
Пётр Прокопьевич взмок от неожиданности, подхватил свой портфель, и покопавшись в бумагах, вынул паспорт.
– Чугункин Пётр Прокопьевич. Вот мой документ. А что случилось? – почувствовав неладное, спросил Пётр Прокопьевич.
– Фальшивыми купюрами расплачиваетесь, гражданин, – строго произнёс оперуполномоченный Евтюхов, рассматривая документ, – Сами печатали, или кто помогал?
«Ведьма! Вот же ведьма! Надула с деньгами!» – догадка пулей пронзила мозг Петра Прокопьевича.
– Не мои это деньги! Не мои! – закричал он.
– А чьи же? Вы что же это? Украли их у кого-то, гражданин Чугункин? – Евсюков всем телом навис над испуганным фальшивым миллионером, крепко опершись руками о стол. В эту секунду Чугункин почувствовал себя несчастной белкой в гнезде орла, готового ею поужинать.
– Нет, что вы! Она мне сама их отдала. Возмещение морального вреда это, – оправдывался Чугункин, ёрзая на стуле, – У меня и доказательство есть – это копия моей претензии к турагентству, она его завизировала, и штамп поставила…
– Кто она? – перебил его Евсюков.
– Директриса турагентства. У меня бумаги в портфеле.
– Показывайте!
Пётр Прокопьевич дрожащими, потными руками долго рылся в своём портфеле, перебирая бумаги, и, наконец, нашёл копию своей претензии.
– Вот она! – он протянул претензию оперуполномоченному.
В этот момент со всех сторон, вокруг присутствовавших при этой сцене лиц, будто из неоткуда, появились маленькие, зелёные существа, со скукоженными тельцами, длинными носами, и такими же зелёными, как их тела, растрёпанными волосами. Болотные кикиморы, оставаясь невидимыми людям, облепили руки Петра Прокопьевича, схватили каждая по пальцу, и принялись сминать листы претензии в плотный комок.
Полицейские во главе со старшим оперуполномоченным Евсюковым недоумённо наблюдали за гражданином Чугункиным, который на их глазах скомкал бумагу, а в следующий момент, широко распахнув рот, запихал в него бумажный ком, и принялся усердно пережёвывать свою претензию.
Его испуганные, выпученные глаза призывно молили остановить происходящее. Он тщетно пытался выплюнуть бумагу, собственный рот его не слушался, а челюсти, зажатые цепкими лапами кикимор, продолжали активно перемалывать целлюлозу.
Одна из кикимор, отскочив в сторону на пару метров, набрала скорость, и с лёту хлопнула обезумевшего Петра Прокопьевича по спине, от чего тот сглотнул, и претензия навсегда сгинула в недрах его организма.
– Да уж! Я многое повидал на своём следственном веку, но что бы вот так, у меня на глазах кто-то в секунду сожрал пол пачки бумаги… Такое я вижу впервые, – ошарашенный произошедшим оперуполномоченный