Я стоял под узким козырьком крыши и смотрел, как крупные капли, больше напоминавшие град, приземлялись на грязь, и она разлеталась в разные стороны. Надо было идти к дому, пока не образовались большие лужи. Я вышел из-под козырька и размерено направился в сторону крыльца. Из-за двери высунулась бабка и осуждающе на меня посмотрела. В доме дед шуршал газетами, пытаясь найти спички, видимо он собирался разжигать печку. Бабка проследовала на кухню и оттуда деловито заявила:
– Ты бы мог и помочь, а не шляться без дела. Дед вон весь день в поле ворочается, чтобы тебя, дурака вырастить, а ты даже по хозяйству подсобить не можешь.
Я знал, что возражать бесполезно, потому что в этом доме то, что думал я, имело значение в последнюю очередь, поэтому просто взял охапку дров из скрипучей деревянной дровницы в коридоре и направился к большой белоснежной печке.
– И не забудь потом подмести за собой, весь двор сюды снёс, – проворчала бабка.
Дед, завидев меня с дровами вздохнул и поднявшись на ноги, удалился на кухню. Я вытащил из кучи газет спички, закатившиеся к самой печи и несколькими отточенными движениями развёл огонь.
– Руки помой и сюды давай, – командовала бабка.
Она была женщиной властной и решительной. Для меня всегда было секретом, как уживался с ней дед, потому что она не терпела чужого мнения. Всё, что ей нужно было от людей, это исполнение чётко придуманных ею правил. Она просто не выносила, когда люди занимаются тем, что не приносит пользу ей и её идеальному домашнему порядку. А я, в свою очередь, не переносил чешек на блюдечках, аккуратно расставленных в порядке возрастания по полочкам и идеально белых стен, увешенных шитыми тряпками. Как-то в детстве я решил навести в этом доме свои порядки и изрядно потрепал небольшой кухонный сервиз, за что потом поплатился, можно сказать, целым месяцем своей жизни. С тех пор я не прикасался к этим красивым чайным наборам, хотя, как говорила бабка, руки у меня чесались. У неё была мания. Она уставляла все поверхности бесполезными, но, по её мнению, красивыми вещами, с которых ежедневно стирала пыль, потому что бардак она тоже ненавидела.
Дед был полной противоположностью бабки. Со мной он практически не разговаривал, как, впрочем, и с ней. Он вообще редко бывал дома. Рано завтракал, поздно ужинал и появлялся на час днём ради обеда. Он был достаточно крепким мужиком, способным на многое, но предпочитал проводить свою жизнь среди однородных жёлтых и зелёных полей, рассекая по ним на тракторе. Он выращивал пшеницу, овощи, яблоки и ягоды целыми плантациями, так же, как и большинство жителей нашего захолустья, а потом продавал это всё городским предпринимателям. Много заработать на таком бизнесе не удавалось, но, чтобы содержать дом и бабку, ему хватало, а на большее он никогда и не замахивался. Зимой, работы было катастрофически мало, но он всё равно не задерживался дома, день ото дня гостя у своего лучшего друга, который был наполовину сумасшедшим.