Он резко замолчал, опустил голову, вид у него был смятенный. Подняв голову, хрустнул пальцами, отрешённо мотнул головой, голос его понизился до таинственного хриплого полушёпота:
– Слушай, Николаич, если я тебе это сейчас скажу, ты вообще меня за урода и ублюдка полного станешь считать. За последнего урода в мировом плане, блин. Ёлы-палы, вот докатился-то! Нет, не могу сказать, не могу – это уже переборщение будет. Не могу! Короче, давай-ка лучше прощаться, за Егорку не беспокойся – с этим баста! Заезжай, Николаич, за Егора спасибо! – на лице Василия горело страдание, глаза повлажнели, будто он сдерживал слёзы
– Да, говори же, что хотел сказать, чего там, – удивляясь мимическим метаморфозам лица Василия, заинтересованно спросил Денисов.
Василий, отводя глаза в сторону, молчал долго. Когда глянул в глаза Денисова немигающим, пронзительным взглядом, произнёс быстро, отчаянно рубанув воздух рукой:
– И, блин, скажу! Думай после про меня, что хочешь. Выхода у меня нет. И считай меня хоть за урода, хоть за…
Он сделал ещё одну долгую паузу. Следующая его тирада была горячей и быстрой. Смотрел он в пол.
– Одолжи, Николаич, пожалуйста, если сможешь, двести-триста рублей. Такие деньги, когда работал, я и за деньги-то не считал, да дома ни рубля, дети голодные, я весь в залогах, долгах и негде взять, на хлеб денег нет. Я отдам, отдам, с процентами отдам. Честно отдам, как только права получу и работать начну, январь – вот он, рядом. Всё отдам и то, что у тебя тогда … с процентами. Отдам, Николаич отдам, зуб ставлю, это пока всё, что могу в залог поставить, а с ночной работёнкой конкретно завязываю. Всё правильно ты говоришь. Завязываю.
Денисов от неожиданности отшатнулся от него, но в следующий миг, покраснев, суетливо полез в карман за бумажником.
Деньги Василий взял как-то вальяжно, медленно, даже словно с неохотой, не глядя, сунул их в карман бушлата, лицо его, будто невидимый выключатель сработал, приняло прежний, скучающий вид. Ещё через минуту молчания он неприкрыто зевнул, буднично протянув:
– Спас, Николаич. Я отдам, обязательно отдам, не думай даже. Ты заезжай, заезжай к нам, шершавой тебе дороги.
Денисов не сразу понял, что ему сообщают о том, что аудиенция закончена. Разглядывая Василия, он неожиданно подумал, что тот, слушая его нотации, в какой-то момент уже думал только об одном, разрабатывал именно этот ход: попросить денег.
Дверь опять приоткрылась. В дверной проём высунулось одутловатое лицо «мамы Наташи». «Стрельнув» глазами на Денисова, она недовольно сказала: «Василий, тебя к телефону», и исчезла за дверью, оставив её приоткрытой.
Денисов смотрел на Василия с грустью, в голове мелькнула быстрая и обидная мысль: «Профессионалы! Уже неоплаченный телефон включили?»
– Ну, пойду я, пока. Сам видишь, как живём, поговорить не дадут, – суетливо проговорил Василий, отводя глаза в сторону, и, протягивая ему потную руку. – Ты заходи, заходи, Николаич.
«Когда деньги будут», –