Мне ничего не снилось, но перед самым пробуждением я четко услышала звук, который прочно ассоциировался с уборщиком Сорамару. Да так явно, что, не размыкая век, я промямлила:
– Уйди, не мешай… Я сама уберу…
А потом проснулась и рывком села. Поясницу прострелило от неудобного положения, и я чуть не взвыла. Предрассветные сумерки светлели, но одинокую фигуру с черенком, медленно направляющуюся ко мне, я разглядела отлично и без горгоньего зрения. И была сейчас беззащитна как никогда.
– Чего расселась? Коробку для мусора сломала. Иди отсюда, пьянь! – дворник замахнулся на меня метлой, но, видя мое чересчур радостное лицо, отошел в сторону и перекрестился.
– И правда, дом! Я вернулась домой! – заорала я и попрыгала на месте.
– Наркоманка! – возмутился дворник.
– Чо орете, как коты в марте, а? – со второго этажа салона на нас смотрело заспанное женское лицо. – Я тэбэ за чо деньга плачу? Шоб ты по утрам под окном вай-вай орал? Мусор шкряб-шкряб, денежка получай, орать не надо, вай вей!
Пока женщина проводила разборки с дворником, я решила уйти по-английски, раз уж хотя бы убедилась, что это не какая-то там неизвестная мне волшебная страна, а самая нормальная, с дворниками и голосящими бабами. Потихоньку повернулась и хотела уже нырнуть в переулок, как широкая ладонь тяжело опустилась мне на плечо.
– Куда собралась, золотко?
Я икнула и медленно обернулась.
Передо мной стояла самая настоящая цыганка: тысяча разных юбок, кокетливо повязанный вокруг пояса платок с монетами, ярко-розовая блузка, красная косынка на кудрявой голове еле держалась, настолько хорошо природа одарила ее шевелюрой. Ну точно как из сериала про Кармелиту.
– Домой, – пискнула я.
Цыганка схватила меня за руку, задев ранку, и я зашипела.
– Ай, нэ! – женщина бесцеремонно развернула меня и второй рукой пошарила в области декольте. Мозг отказывался понимать, что со мной происходит. Возможно, это и есть хваленая способность забывать самое страшное?
Меня прекратили щупать, сгребли в объятия и сжали так, что, наверное, силе этой цыганки позавидовал бы даже Ллейшах.
– Дочка! Предки благословили! Люди добрые, у меня дочка! – теперь уже заорала цыганка, заставив несчастного дворника подпрыгнуть вместе с метлой.
Улица окрасилась в нежно-розовый, рассвет полностью разогнал темноту, и из каждого магазинчика или лавки вывалилась куча народу. Цыганки постарше обнимали нас, помоложе – щипали и фыркали, дети гикающей толпой проносились мимо. Мужчины держались в стороне, многие из них были с папиросками, словно приклеенными к уголку рта. И где же они все были, когда я полночи звала хоть кого-нибудь?!
– Вай, Софа-джан, чего орешь, утро портишь? – седой мужчина в шелковой рубахе подошел к нам, распространяя вокруг непередаваемое амбре из одеколона «Шипр» и табака