Тараканы выпадают из ушей. Ксения Валентиновна

интерну, чтобы в палату не пускали никого. Но было поздно. – Лизонька, вот ты клуша, как так можно было?

      – Прошу, Елизавете Петровне нужен покой, – интерн коснулся плеча Лизиной матери.

      – Да, Елизавете нужен покой! – девушка прикрикнула и почувствовала как в ушах зазвенело. Перед глазами зарябило лицо матери. Оно быстро исчезло, но Лиза не поняла, ушла та или зрение отказало.

      – Ужасная ты дочь, – послышался голос. Где-то прямо над ухом, будто в самом внутреннем ухе.

      – Да иди ты к чёрту, – шикнула Елизавета.

      Девушка осматривалась в палате. Серо-голубые стены только вызывали тошноту. Она не понимала, сколько прошло времени с её пробуждения. Из близких приехала только мать. Да и та начала ругать.

      – Значится, уже пришли в себя, Зайцева, – Лиза увидела врача, – подниматься пробовали?

      – Поднимешься тут, – цыкнул она, – глаза открываю и уже тошнит.

      – Ясно, – врач записал, – что помните?

      – Дома убиралась.

      – Ясно. Что дальше?

      Елизавета попыталась встать. Кое-как присела и почувствовала, как голова кружится. Девушка наклонилась. Сжала край металлического каркаса и стиснула зубы, чувствуя подступающую тошноту. В голове пронёсся скрежет и Елизавета увидела, как врач отточенным движением выдвинул из-под постели тазик.

      – Ясно, – произнёс он в очередной раз, снова пометив что-то у себя в планшете, – мать у вас, конечно, бестия, Зайцева.

      Девушка откашлялась, всё ещё чувствуя мерзостный вкус на языке.

      – Я вообще тут долго? И что случилось?

      – Дело ясное, что дело гиблое, – врач без всякой брезгливости отодвинул тазик и взял её лицо. Осмотрел, будто Елизавета была манекеном и хмыкнул, – головой стукнулась. Часа два назад. Отделалась сотрясением и парой ссадин. Жить будешь.

      Она вгляделась в лицо врача, но вспомнить его не могла.

      – А матери кто позвонил?

      – Да никто, – врач пожал плечами, – видать, сама все морги да больницы обзвонила. Что с матерей взять?

      Елизавета пощурилась. В голове крутилась тревожная мысль:

      «Ведь надо на работу. Выгонят и будем последний хрен с солью доедать»