«Сколько прошло времени? Минут десять наверное, а может и все пятнадцать» – полицейский хотел достать смартфон, чтобы взглянуть на дисплей, но вспомнил, что не засек момент старта процесса. Тело женщины не подавало никаких признаков жизни, и родившаяся поначалу надежда начала понемногу таять. Никита посмотрел в сторону кабины, там они оставили девочку. Аня лежала на приборной доске, закинув ногу на ногу и играла с фонариком, не обращая никакого внимания на людей в хвосте автобуса. До того, как попасть в Пустошь, он и подумать не мог, что сможет вновь обрести хотя бы одного члена своей, поредевшей до первоначального состояния, семьи. А тут замахнулся сразу на двоих. Если даже с Настей ничего не получится, то возвращение дочери для него уже невероятная, бесценная награда. «Цени и береги то, что имеешь. Потерять легко, вернуть сложнее» – слова его преподавателя по физкультуре. Они намертво врезались в его память после того, как он пробежал трехкилометровый кросс в одних носках в день сдачи нормативов для поступления в академию МВД – кроссовки он забыл в электричке, а в ботинках бежать ему запретили.
Никита подошел к Ане и присел рядом, погладив рукой ее взлохмаченные темные волосы. Девочка встрепенулась, посмотрела вверх, на отца, и широко улыбнулась, смешно сморщив нос.
– Если хочешь, можешь забрать фонарик, я наигралась, – Аня направила свет ему в глаза и Никита поморщился, прикрыл лицо рукой.
– Оставь себе, маленькая, у меня на телефоне есть.
– Телефон сесть может. А эта штука вечная. Как дедушка. И как я теперь, – Аня взглянула на отца. – И как ты. Мы все теперь вечные, да?
Неожиданный вопрос из уст ребенка поставил в тупик полицейского, и он не нашел быстрого ответа. Вечные. Странное слово. Не бывает вечных вещей, все рано или поздно подходит к концу. Даже солнце когда-нибудь погаснет, а они всего лишь смертные, пусть и нашедшие лазейку, дающую очень большую отсрочку от неминуемого. Он посмотрел в голубые, бездонные глаза дочери и утонул в них, испытав чувство необычайного успокоения. За то время, что он считал ее пропавшей, он успел забыть их цвет. Никита нежно ткнул пальцем Ане в нос, словно в пипку игрушки, и девочка звонко рассмеялась.
– Да, мы теперь вечные. И я больше никогда тебя не потеряю.
– Честно-честно? – девочка перевернулась, встала на колени и обвила шею отца руками.
– Честнее некуда, – Никита прижал голову девочки к своей щеке, ему не хотелось, чтобы она видела его борьбу с накатившими слезами. Полицейский несколько раз моргнул веками, прогоняя следы временной слабости. Три года он не плакал, а за последние дни прослезился уже дважды. Он слегка раскачивал тело девочки, пытаясь вспомнить слова хоть какой-нибудь колыбельной, но в голову ничего не приходило.
– Папа, а почему так тихо стало? – прошептала дочь ему на ухо.
Никита