– Избавились… Да лучше б Соловей у Горы сидел! – в сердцах буркнула Чомора, успокаиваясь. – Ладно, слезами роднику не поможешь. Надо бы к Берендеевне наведаться, может, она что подскажет. Всё ж таки в двух мирах живёт: и в живом, в мёртвом. Глядишь, и научит, как от морока Эллочку спасти.
– На том и порешим, – протянув хранительнице сухой платок, покивал Дубовод.
Они ещё постояли чуток, обговаривая, где и как вечером встретятся. И разошлись по своим охранительным делам. Дубовод пошёл расшалившихся фей угоманивать. Чомора отправилась на кухню разгон устраивать да опосля апартаменты проверить: всё ли прибрали, проветрили, цветов ли живых новых в спальню Эллочки принесли.
Позже сидела в кресле в своей каморке хранительница и почту королевскую разбирала: в одну кучку ненужный хлам со всякими кричалками-зазывалками. «Ишь ты, чего удумали: крем молодильный из слёз русалочьих! Вот ведь бездари! Да после такого кремушка и про молодость-красоту не вспомнишь – за русалкой в омут нырнёшь без памяти».
«Эх, и ведь на танцы не поедет, сердечная, откажется, – вертя в сучках приглашение от Полоза, золотом писанное, размышляла Чомора. – А ведь складно-то как: змей мудрый, человечьих царьков не позовёт к младшенькой своей праправнучке на первый бал. Все свои будут, тут бы Эллочка и приглядела кого, отвлеклась от мыслей мрачных, – призадумалась старая нянька да и отложила письмецо в другую сторону, где важные документы лежали. – Ну а что, а вдруг?» – мелькнула хитрая мыслишка.
Перебрав почту, сложила обе стопочки в разные шкатулочки и отставила до вечера. Важного-срочного ничего не прислали, потому за ужином Амбрелле можно показать. Ненужные зазывалки выкинула в ведёрко: хвостатые потом придут, к себе утащат. Любили лесные мыши запах бумаги и яркие краски на ней. Столько поделок бумажных зимними вечерами создавали в семействах: изящные шкатулки, звенящие занавеси, короба для одежды – всего и не упомнишь, – а по весне людям продавали. Купцы человечьи из соседних царств-государств к празднику Солнца в немалых количествах съезжались, чтобы прикупить да перепродать потом у себя.
Мысли разнообразные хозяйственные и пустотелые крутились в голове Чоморы, загоняя страхи поглубже. Впервые хранительница не знала, что делать и от кого помощи ждать. Ни мать её, ни прабабка не сталкивались с такой напастью. Да и в летописях фейских не встретилось ни строчки про несчастную любовь феи к человечку и про её разрушительные последствия.
Чомора поднялась и подошла к комоду в самом дальнем углу комнаты. Задумалась на мгновение, кивнула сама себе и открыла верхний ящик. Порылась нетерпеливо, разыскивая потрёпанную записную книжицу. Когда нашла, аккуратно разгладила обложку и вернулась за письменный стол. Достала чистых листов лилейника, взяла заострённую палочку и стала писать записку подруге своей старинной Яге Берендеевне Бабкиной.
Вспомнив подружку, Чомора расплылась в довольной улыбке: «Яга она и есть… Баба-яга», – фыркнула