После того как случившееся здесь было предано огласке, деревня [Надьрев] получила широкую известность. Ее дурная слава опорочила репутацию всей Венгрии. Эта ужасная история прогремела даже за пределами страны. Лично я испытал настоящий шок, обнаружив, что в ста километрах от столицы есть местечко, в котором царят нравы, свойственные скорее самому мрачному периоду Средневековья, чем нашему времени.
Для 1930 года эта история действительно совершенно удивительна».
Часть первая
Убийства 1916–1925 годов
Две могилки и удачная партия для брака
Запредельная дерзость и абсолютная бессердечность, с которыми преступницы вершили свои ужасные дела, могли сравниться лишь с глупостью мужчин, ставших их жертвами, с бестолковым простодушием мужей и отцов этих преступниц. Мужчины видели, как их приятели и родственники один за другим умирали в муках, внезапных, необъяснимых и поразительно схожих, однако так и не удосужились попытаться разгадать ту тайну, которую, похоже, знали (или же о которой догадывались) практически все женщины [в Надьреве].
Среда, 16 августа 1916 года
Анна Цер лежала на полу в своем доме.
Ее спина покраснела и нестерпимо зудела. Она провела на мешковине, которую постелила для нее повитуха, уже несколько часов, и от грубой ткани на ее коже появилось множество мелких царапин. Анна была вся в прилипших к ней нитях дерюги и истекала потом. Она не успела прибраться в доме и теперь металась в грязи и пыли. От всего этого она невыносимо страдала и готова была просто сойти с ума.
Ее жесткие каштановые волосы разметались по шее и плечам. Анна лихорадочно провела ладонью по лбу, чтобы убрать с него мокрые пряди, но те вскоре снова оказались на прежнем месте. Крупные жгучие капли пота заливали ей глаза, они катились по ее лицу, словно ручьи слез.
Анна в очередной раз охнула, ухватилась за мешковину обеими руками и выгнулась от боли, которая насквозь пронзила ее. Она слышала, как ее собственные крики переплетаются с хриплыми командами повитухи, которые та отдавала, склонившись над ней.
После того как волна боли прошла, Анна медленно, осторожно выдохнула и сосредоточилась на словах повитухи. Она напомнила себе, что раньше, когда она прислушивалась к этим отрывистым командам и следовала им, ей становилось легче.
Вскоре она почувствовала, что тетушка Жужи положила ей на живот теплую влажную ткань и теперь осторожно прижимала ее к телу. От компресса исходил слабый запах растительного масла, входившего в состав эликсира, который повитуха использовала, чтобы расслабить мышцы и приглушить боль.
Боль медленно проходила. Анна, обессиленная, откинулась на мешковину. Ее ноги дрожали от изнеможения. Ладони горели от того, что она слишком сильно сжимала грубую дерюгу.
Анна была женщиной небольшого роста и хрупкого сложения для женщины с Венгерской равнины[1]. Если бы она отличалась красотой, ее можно было бы назвать миниатюрной, но Анна представляла собой сплошные бугристые кости с хилыми мышцами. Когда эта беспорядочная геометрия жестких углов двигалась, складывалось впечатление, что она в любой момент может случайно наткнуться на окружавшие ее предметы.
Ее кожа была почти прозрачной. Под ней, словно на каком-то причудливом витраже, просматривались тонкие голубые вены. Анна всегда была тощей и костлявой, без капли жира, только теперь появившийся солидный живот выдавал ее беременность.
Тетушка Жужи провела с Анной бо́льшую часть дня. Она ходила вокруг нее, тяжело ступая босыми ногами по прохладному земляному полу. Свои ботинки она оставила на крыльце, появившись ранее в тот день в доме Анны вместе с ее мужем Лайошем, которого с тех пор тетушка больше не видела. Она начинала уже беспокоиться, куда он мог подеваться.
Тетушка Жужи, как всегда, была одета в черное хлопковое платье с фартуком поверх него. В карманах своего фартука она хранила все самое необходимое. В одном из них находилась трубка из кукурузного початка и небольшой мешочек с ее любимым табаком, а также коробок спичек. В другом