Ольга Георгиевна сидит задумавшись, а я смотрю на ее фотографии: довоенную и вот эту, сделанную четыре года спустя, после войны, и сравниваю. На первой – открытое спокойное лицо девушки в платке, с широким по тогдашней моде, белым воротничком. Иное на другом: сухо стянутые некогда полные щеки, плотно сжаты губы, твердый решительный взгляд человека в полувоенной форме, которому нет еще и 26 лет.
«Было еще много разных заданий, – снова начала моя собеседница – ходили опять в разведку, устраивали налеты на фашистские части, аэродромы, в обычные дни дежурили на своих радиоточках. Защищали Москву, воевали в Белоруссии и в Прибалтике, участвовали в прорыве блокады под Ленинградом, освобождали Польшу. Я была очевидцем штурма Берлина (в это время работала на правительственной связи), видела, с какими мужеством шли наши солдаты в последний бой….
Вскоре после приказа о демобилизации из армии нас разбили по областям, формировали железнодорожный состав в нашу область. Приехали в Пермь, получили сухие пайки и самостоятельно стали добираться до дома. За мной приехал младший брат на лошади и все село узнало, что мы возвращаемся. Встречали нас с цветами, с песнями и с плачем… Не все вернулись домой…»
Ольга Георгиевна почти не говорит о себе. А я смотрю на ее награды – две медали «За отвагу», медаль «За оборону Ленинграда», медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941 – 1945 гг». и еще две, послевоенные, юбилейные, читаю пожелтевшую выписку из приказа: «За отличные показатели в боевой и политической подготовке и успешное выполнение задач по обороне Москвы объявляю благодарность и награждаю Нагрудным Знаком „Отличный связист“ младшего сержанта Аликину О. Г.. Командир полка майор Цыганенко». И думаю, сколько же за этими наградами нелегкого ратного труда солдата! Дважды раненая, трижды контуженная (после третьей