За разговорами время пролетело быстрее, а когда вернулся Стас, я и вовсе ожил: одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять – на этот раз мы победили. Именно в этот момент я впервые про себя назвал нас «мы», как бы подтверждая тем самым мою решимость довериться Стасу.
От гордости за самого себя он, казалось, даже стал выше ростом.
– Да, старик, это было не просто! – отдышавшись и дождавшись, пока следователь покинет палату, показал он мне «из-под полы» мой календарик. – Я и предположить не мог, что пустую, разгромленную квартиру будут охранять с таким рвением. Может, ты, действительно, банк грабанул, а?! – откровенно веселился он. – Нет-нет, я шучу. Все дело в милицейской форме того, кто на тебя напал – говорят, теперь ищут оборотня в погонах. Ты не поверишь, сколько времени я выклянчивал у милиционера, охраняющего твою квартиру, этот календарь.
Веселье Стаса было похоже на веселье охотника, напавшего на след долгожданной добычи. Неожиданно посерьезнев, он подошел ко мне, достал из календарика амулет и пластырем наклеил его мне на грудь.
– Пусть он всегда будет при тебе, – просто сказал он.
«Он все знает», – подумал я, и – удивительное дело! – меня это не испугало.
И я, и он без слов поняли, что мы стали друзьями, то есть перешли к тем прославленным в легендах отношениям, о которых никто толком не знает, являются ли они вымышленными или действительно существуют. «Каждый хочет иметь друга, но никто не хочет быть им», – вспомнились мне слова какого-то записного остряка…
Когда Стас и мама разъехались по домам, а врачи оставили меня в покое, я снова, уже в который раз за этот день, стал перебирать свои разрозненные воспоминания и неожиданно припомнил одно странное обстоятельство – там, в квартире, когда я падал в темноту, я смутно видел перед собой свое же собственное лицо! Можно, конечно, предположить, что перед тем, как потерять сознание, я увидел всего лишь собственное отражение – в прихожей как раз стояло огромное старинное трюмо, доставшееся мне после смерти троюродной тетушки. Но в этом случае мое лицо могло быть каким угодно – растерянным, испуганным, исказившимся от боли, но не таким, каким я его вспоминаю. Лицо, которое я видел, было таким злым, с глазами, полными такой всепоглощающей ненависти, что даже сейчас, при воспоминании о нем, у меня мороз пробежал по коже! Подумалось, что, если бы у меня, как в сказке, был злой брат-близнец, то он, наверное, выглядел бы именно так. Но у меня не было брата! Вот почему тогда, да и теперь, все это показалось мне простым видением, частью моего бреда.
И все-таки, находясь в больничной палате, да еще в одиночестве, я не чувствовал себя в безопасности. Я понимал, что тот, кто так всерьез взялся за меня – с покушением на убийство, с настойчивыми поисками амулета (а я уже не сомневался, что целью нападения был именно амулет) так просто не успокоится. И то, что сейчас, несмотря на все свои усилия, этот охотник за амулетом остался ни с чем, не только не остановит