«Ага! А встретил бы ты меня лет этак сорок назад, не то что неприязни не испытал бы, а совсем-совсем другие чувства», – подумала подруга моей матери, но комплимент мой приняла, улыбнулась. Я, в свою очередь, тоже улыбнулся ей в ответ, настолько благожелательно, насколько смог, и отошел к тете Зине, сидевшей на другом конце стола. Сделал я это отчасти потому, что мне вдруг стало не по себе находиться рядом с тетей Соней, которая в молодости вынашивала планы разбить нашу семью, а теперь преспокойно на правах лучшей подруги сидит за столом, принимая угощение от женщины, у которой мечтала увести мужа, а еще – потому что очень захотелось переговорить с тетей Зиной, понять, за что ее привечал мой отец.
– Давненько к нам не заходили, теть Зин! Как у вас дела? Как дети? Внуки?
Она посмотрела на меня, и мне вдруг стало необычайно тепло и спокойно на сердце от взгляда этих старых, слезящихся, почти бесцветных глаз.
– Спасибо, сынок. Да какие у меня дела? Я на пенсии давно. Все живы-здоровы, и слава Богу!
– А сами-то как? Здоровье в порядке?
– Да ничего, Гришенька, не жалуюсь, – ответила тетя Зина.
«Хороший у Галины сын, внимательный, – подумала она про себя. – К чему ему рассказывать про свои болячки? Молодым не след раньше времени узнавать про наши страхи да напасти. Что поделать, если в моем возрасте смерть подходит так близко, что до нее рукой подать? Вот и я чувствую, что пора моя настала, сгонит меня болезнь в могилу. Да разве стану я Гришу огорчать? Придет мой срок – он и так все узнает».
Ее спокойные, полные благородства и какой-то недоступной мне мудрости мысли поразили меня. Мне вдруг остро захотелось хоть чем-то ей помочь.
– Может, вам помощь какая нужна? Лекарства, деньги? Вы говорите, не стесняйтесь! Для меня это необременительно, я даже рад буду помочь – вы ведь давний друг нашей семьи!
Она покачала головой, прослезилась.
«До чего же отзывчивый парень у Галины вырос! – услышал я ее мысли. – Так ведь и немудрено – у них вся семья такая. И мать, и отец никогда ни в чем не отказывали, всегда старались помочь. Добрые люди, светлые… Только не стану я ему жаловаться. Старая я кляча, век мой кончается… Хлопочи, не хлопочи – все одно, конец близко. Да и устала я. От всего устала. Ни лекарства, ни клиники дорогие мне уж, все равно, не помогут. Разве что теплое слово да внимание под старость душу согреют, утешат напоследок – я и рада буду».
Она смущенно смахнула со щеки скатившуюся слезинку, улыбнулась и погладила меня по руке своей морщинистой теплой ладонью:
– Не нужно мне помощи, Гришенька. Все у меня хорошо. Я ж не одна на свете-то живу. Слава Богу, и дети есть, и внуки – и любят меня, и заботятся…
«В тягость я им, молодым, – при воспоминании о домашних еще больше загрустила тетя Зина. – Да что ж тут поделаешь? Такова наша доля, стариковская. Пока молоды да здоровы – всем нужны, а как становимся немощными и болезненными – одни хлопоты с нами. А кто ж их любит – хлопоты? Никому со стариками сидеть не хочется.