– А в ней двоих – большую тучу и чёрные сандалии с жёлтыми носками. Ну, то есть, одна женщина, похожая на квадратную тучу, а другой – мужчина, похожий на санда… то есть на нём сандалии и жёлтые носки, – уточнила Поля.
– Как ты сказала? Туча в сандалиях на серебристой акуле? – переспросил дед Гриша и закашлялся. Вдруг он перестал кашлять и выпучил на девчонок свои выцветшие серые глаза, отчего стал похож на сушёного леща.
– Маленькие глазки и усики. У него. А она как туча?
– Квадратная туча! Ещё бывают треугольные, как… треугольник. Но эта – квадратная, – спешно добавила Поля, разводя руки в стороны, чтобы показать что-то очень большое.
– Да, так они выглядели, если верить Митьке, – подтвердила Валя. – Он сказал, что эти двое забрали Лисика.
Дед Гриша бросил взгляд на свои поношенные туфли, почесал затылок, потом открыл калитку и сказал неожиданно помолодевшим голосом:
– А ну, заходите! Расскажу вам кое-что. Это может быть очень серьёзно.
Поля колебалась. Но Валя подтолкнула её в сторону калитки, и они очутились по ту сторону забора, который много раз видели только с улицы. Во дворе деда Гриши было как-то уж слишком сумрачно. По бокам дорожки, ведущей к дому, росли низенькие, корявые яблони. В углу давно заброшенного сада белела покрытая пятнами плесени и налипшей прошлогодней осенней листвой старая ванная, которую когда-то использовали для сбора дождевой воды. Сёстры невыносимо медленно прошествовали вслед за шаркающим по плиткам дорожки дедом Гришей к крыльцу дома. Входная дверь была тоже очень древняя, деревянная, много раз перекрашенная. Из-под потрескавшейся зелёной краски местами выглядывал предыдущий синий слой. А где-то виднелся и ещё более ранний – коричневый. Валю давно мучал вопрос, почему двери обычно красят в самые тоскливые цвета, а не в сиреневый, креветочный или, например, бирюзовый.
Дед Гриша дёрнул хлипкую дверь.
– Заходите. Не упадите, тут лампочка сгорела и ступенька.
В доме пахло одновременно старостью и весной. Старик всегда держал открытым окно, из которого дом Джины был виден почти целиком. Центр комнаты с мрачными обоями, в которую они попали из тёмного коридора, основательно занимал прямоугольный стол. На жёлто-зелёной скатерти лежала пачка потрёпанных журналов, будто кто-то приготовил их к сдаче в макулатуру. К стене напротив окна привалился видавший виды диван с деревянными подлокотниками, накрытый разноцветным лоскутным покрывалом. Углом к столу возвышалась прямоугольная громада – часы с маятником за стеклянной дверцей и пожелтевшим от времени циферблатом. А рядом – четыре фотопортрета в рамках, два побольше и два поменьше.
– Это моя семья, – прервал тишину дед Гриша, заметив, что девочки с интересом разглядывают фотографии. – Мои мама и папа. А внизу мы с братом.
– У вас есть семья? – удивилась Поля.
– Родители давно умерли, – ответил дед Гриша, убирая на стул журналы, – а брата я не видел много лет. Он живёт в городе Мирный, в Якутии. Даже адрес знаю: