– Проходите, садитесь – палец с перстнем указал на подобие кресла, и в сравнении с креслом хозяина это была просто табуретка, такие были в ходу еще в начале нулевых. Табуретка, или пародия на кресло, должна была подчеркивать никчемность сидящего на ней, где надо было сохранять равновесие, не расслабляясь ни на секунду.
– Свободны, – обратился хозяин кабинета на русском к моим провожатым. Когда за ними закрылась дверь, он сцепил руки перед собой. Пристально рассматривая меня, как восьмое чудо света. Пауза затянулась, прежде чем хозяин кабинета прервал молчание:
– Штик Микола Геннадьевич, оперативный отдел контрразведки, – украинец сделал паузу, давая мне ответить.
– Ткачук Эдуард Сергеевич, бизнесмен.
– А может, Найденов Артур Владимирович, офицер ГРУ с отличием закончивший военную академию? – Штик усмехнулся при виде моего лица – при всем моем самообладании меня поразила его информированность.
– Да-да, молодой человек, у нас очень хорошие осведомители, и мы работаем не хуже вас, – откинувшись на спинку кресла, украинец наслаждался произведенным эффектом. Пока Штик выдерживал театральную паузу, мой мозг лихорадочно работал: сомнений не было, в нашем ведомстве работал крот. То, что я отправляюсь на задание, знал очень ограниченный круг людей. Я вспомнил слова генерал-полковника – говорить обо всем, давать любую информацию, кроме непосредственного задания.
– Вы правы, я Найденов, – меня всегда раздражала моя фамилия, но мне ее дали в детском доме, потому что корзинку со мной, двух месяцев от роду, обнаружили перед самой дверью. В корзинке лежала солидная пачка денег и клочок бумаги, где было написано Артур Владимирович. Имя и отчество мне оставили, а вот фамилию дали с легкой руки санитарки.
– Есть два варианта нашего диалога, – Штик отрезал кончик сигары и, шумно выдыхая, раскурил ее.
– Первый путь – вы проявляете максимум уважения к своему коллеге, пусть и из вражеского стана, и мы, соответственно, ведем себя так же. И второй путь – вы врете, пудрите мне мозги, виляете. Я теряю время, вы теряете возможность на обмен. А по нашему законодательству, шпионаж – тягчайшее преступление, и срока меньше 25 лет вы не получите. Вот и подумайте, нужно ли вам провести всю жизнь за решеткой, чтобы выйти на свободу, если доживете, конечно, старым и больным человеком? Я противник силового допроса, офицеры ГРУ к этому готовы, сам знаю. Но есть много методов узнать правду – от полиграфа до сыворотки правды. Беда в том, что сыворотка только в Киеве,