Птица сливается в одно представление со змеем в поздних поверьях русского народа о чуме, которая воображалась летающей уткой с головой и хвостом змеи. В русской сказке птица Усыня – змей с двенадцатью головами85. Известный образ антропоморфного чудовища Соловья-разбойника родственен Змею из белорусских сказаний с птичьим именем рогатый Сокол, который нередко награждался эпитетом Сокол-разбойник. Рогатый Сокол сродни также русскому Змею Горынычу.
Но в христианстве амбивалентный образ змея в большей степени обладает негативной наполненностью. Змей – отрицательный персонаж, символизирующий Дьявола в его хтонической ипостаси. Крылатый ящер стремится заменить птицу, обитающую на вершине Мирового древа, чтобы уничтожить безупречные космические связи. Летающий змей – это воплощение особенного могущества и угрозы со стороны хтонического нижнего мира86, потому что извечна борьба за право стать первым среди равных.
Эту мысль подтверждает сюжетный сказочный мотив о том, как в подземном царстве герой спасает от змея птенцов, сидящих в гнезде на высоком дереве, а громадная птица в награду за спасение своих детенышей выносит его на землю. В южнославянских поверьях сохранился рассказ о крылатом змее, живущем в озере и угрожающем птенцам из орлиного гнезда87. Переплетение образа птицы со змеем уже после Крещения Руси свидетельствует о процессе впитывания христианством ценностей язычества, в процессе развития которого складывается новая форма религиозного мировоззрения – двоеверие.
Понятие о райской птице формируется постепенно, но свойство потусторонности, изначально птице свойственное, сохраняется. Слово «ирий» не уходит из обыденной речи и не теряет своего основного значения – потусторонний мир, но смысл его теперь сводится только к понятию рая. Ирреальный мир четко разделяется на светлый (мир Бога) и темный (мир Дьявола).
Для всякой религии характерна вера в «сверхъестественное», а птица ближе других к Богу88. Архетип птицы редуцируется, оставляя за собой лишь часть значения. Теперь птица – символ Святого Духа – воспринимается как божья вестница и помощница, место её обитания соединяется с раем. Прилет птиц и встреча весны людьми начинают рассматриваться как напоминание о Благой вести Иисуса Христа и спасении человечества от смерти89. Так складывается представление о райской птице, но сохранившиеся языческие традиции связывают птицу с потусторонним миром в целом, поэтому она по-прежнему остается амбивалентной и омофоничной.
Концепт не столько мыслится, сколько переживается, так как включает в себя как логические признаки, так и компоненты эмоциональных, художественных, бытовых