– Муж изменил?
– У меня это на лбу написано?
– А может хрен с ним? Мужчин мало что ли?
– Мне подруга тоже самое говорит, – смеется сквозь слезы.
– Могу тоже самое сказать о женщинах. Дом – полная чаша. Ребенок – маленькое чудо, денег вдоволь, квартира удобная. И все есть, ан-нет. Чего-то не хватает. Нужно свалить, бросив все.
– Жена ушла?
– Ушла… – вздыхаю горько. Боль уже не ощущается так остро. Горечь и обида за дочку разъедает горло каждый раз, когда Лизка пренебрежительно отзывается о матери. – Бросила не только меня, но и дочь.
– Как это? – девушка подскакивает на сиденье. – Как можно бросить своего ребенка?
– Наверное устала от детских истерик, – боль немного отпускает. Как хорошо, когда есть с кем разделить свое горе. А вот Лизке больше не с кем.
– И она не обьявлялась?
– Обьявлялась. Полгода назад. О дочке даже не вспомнила.
– Как же вы справляетесь?
– Раньше свекровь помогала. Но она умерла год назад. Да и дочка уже выросла. Выпускной класс.
– Какой кошмар! – восклицает девушка.
– Приехали!
– Сколько я вам должна? – лезет в сумочку.
– Нисколько! – настало время развеять иллюзию ее безопасности.
– В смысле?
– А я не таксист! – тоном волка из «Красной Шапочки» шутливо рычу и поворачиваюсь к ней. Но реакция девушки сбивает с меня шутливый настрой.
– Я что, снова перепутала? – грустненько так смотрит на телефон, зажатый в руке.
– С вами это часто случается? – опешил я.
– Я просто без очков сегодня, а линзы порвались. У вас номер 686?
– Нет, 868.
– Вот блин… Простите. Давайте я вам заплачу.
– Не нужно. Номер оставь, – глазами показываю на телефон.
– Зачем?
– На свидание тебя пригласить хочу.
– Хватит с меня свиданий! – восклицает девушка огорченно и выходит из машины.
Ну что опять не так-то?!
6. Михаил
Закрыв за собой входную дверь, разуваюсь и бросаю связку ключей на тумбочку.
В кухне горит свет. Направляюсь туда.
Мое чадо, переодевшись в домашнюю пижамку и смыв косметику, с виноватым видом сидит за кухонным столом, свесив одну ногу со стула, а другую поставив на сиденье коленом вверх и положив на него подбородок. Греет руки кружкой чая.
– Пап, не ругайся пожалуйста, – виноватым голосом лопочет дочь.
Присаживаюсь за противоположной стороной стола. Развалившись на стуле и вытянув вперед ноги, молча смотрю в глаза дочери.
Мы играем в эту игру уже много лет. Дочь давно раскусила все правила ведения допроса, и теперь только подыгрывает.
Правильно подыгрывает, я бы сказал. Нижняя губка прикушена, взгляд из-под ресниц глубокий, виноватый.
– Пап, мы там по делу были.
– По