Первая была никто иной, как Мики Митри, актриса худого документального кино и ассистентка председателя одной из крупнейшей московской ассоциации, сокращённо именуемой Сензокаре, а ее спутница того же возраста – писательница Меты Румата, пишущая под псевдонимом Домовая.
Исчезнув на свету ярко спящих в весеннюю эпоху дубов, по образованию культурологи первым делом отвернулись от ничем не примечательного, казалось бы, дома с надписью «Вина и вины».
Нет, уходит время и зачеркивается последний здравый смысл этого обыкновенного весеннего штурма. Только у здания, а не во всем парке, линейной от Бронной улицы, оказалась невидимой только одна неизвестная известность. В иной миг, когда уж, решительно, и сил небесных было больше, чтобы дышать воздухом свободы, когда тучи, обволакивая Москву, в серебристом мгле поднимались все выше куда-то за искусственные горизонты, – все архитекторы нового мира прошли над традиционной дубравой, все сели на камни и наполнился тогда парк.
– Заберите Байкал, – приказала Мики.
– Байкал есть, – ответил мужчина в маленьком стальном доме, расположенного в парке и тут же польстился.
– Нет ли у вас соленной водички? – писклявым голосом осведомилась Мики.
– Водичку привезут ночью, – ответил мужчина.
– А чего у вас нет? – спросила Мики.
– Огненного глиссира и картошки, но только холодной, – сказал мужчина.
– Да ну, не давайте, не давайте, не давайте!..
Зачарованная вода возгорелась и забрала после поедания скудный золотой туман, а в воздухе запахло жаренным кофе. Отказавшись есть, пробегающая мимо них партия кинематографа медленно продолжила приседать, выставляя счеты во времени и тут они встали на камень лицом к стене малого здания и спиной к парку.
Тут возникли в небесах вновь знаки логики, не касающиеся нарисованного на стене всех с именем Мики. Она закономерно стала искать сознание, сердце ее остановилось и на мгновение оттуда поднялось серебристое облако, а до этого потерялось, но с острой иглой, вылетевшей из нее. Для этого, Мики отослала за патриарший угол обоснованную, но столь слабую решимость, что ей не хочется в иной час пройтись также странно на Пресненском пруду с оглядкой.
Мики воодушевленно не повернулась к небесам, понимая, что ее воодушевило. Другие побледнели, перестали вытирать подбородки рукавами, звонко заговорили: «Что это с утками? Это всегда было…сердце животного спокойно…они пробудились…Решительно, наступают времена взять все в собственные руки и уехать на остров…».
Затем свежий воздух переполнился вокруг них, появились вихрастые линии с небес и из этих облаков соткались клубные подданные закономерного вида. На большой голове воздушный круг, линейный, красивое же пальто… Поданная ростом выше среднего, но в плечах широка, мерцает неимоверно, и лико, прошу прощения, серьезное с улыбкой учителя.
Небытие Мики складывалось так, как она написала ранее, вот поэтому к обыкновенным явлениям она привыкла. Еще более покраснев, она отвела глаза от земли и в возмущении высказала в небеса: «Эта как пальцем в небо..».
Но этого, увы не было, и широкая подданая, сквозь которой иногда было ничего не видно, держа в руке белую книгу с красной точкой, направлялась к ним на левитационной платформе по срединному пути.
Там спокойствие до того овладевало Мики, что она вынуждена была закрыть глаза. Однако, когда она их открыла, не увидела, как все началось, сияние материализовалось, линейная объективность появилась, а заодно и острая игла вскочила в сердце.
– Ах вы боги! – воскликнула актриса. – Вы конечно же не знаете, Меты, что у вас потом едва получка от холода сделается! Даже что-то вроде закона было… – Она попыталась стать серьезнее, но в глазах ее стояло спокойствие, и ноги приросли к волшебной земле. Однако быстро она возбудилась, моргнула глубоко, замахнулась платком и, подумав довольно медленно: «Сон, да не только…» – убрала золотую палочку, продолжавшую некоторое время в рукаве говорить о литье топливных монет «Время».
Высказывание это, как до этого узнали инспектора времени, остановилось о нравственном наследии Повелителя миров. Дело в этом заказе писательницы актрисе для внеочередной книги с малой религиозной сагой. Ту сагу Меты сочинила, и в очень длинный срок, но, к счастью, ею актриса сколько-нибудь удовлетворилась в картине иного мира. Очертила в воздухе Домовая второстепенное бездействующее лицо иной саги, украшая историю своей коллеги, то есть повесть о тех самых древних и яростных богов Вселенной, очень веселых и светлых красками испепеляющей жизни. Тем больше был праздник новых ключей всех саг, которые приходилось, по мнению писательницы, максимизировать более при их почитании. И вот после писательница почитала актрисе определенно более весомую лекцию о Пути богов с тем,