И в безмятежном молчании, ибо в словах они более не нуждались, Иллейро и Гестаийон прошли через раскрытую дверь нижнего подземелья, а Иллейро запер ее за собой ключом из бесскверной бронзы. А затем по спиральной лестнице они направили свои стопы туда, где клокотало угасающее пламя, и воссоединились со своими сородичами и подданными в окончательном и абсолютном небытии.
Что же до Мматмуора и Содосмы, то говорят, будто бы их четвертованные тела по сию пору ползают в затерянном Йетхлиреоме, не находя ни покоя, ни облегчения, и тщетно ищут в черном лабиринте нижних подземелий дверь, запертую Иллейро.
Семена из гробницы
– Да, я нашел это место, – сказал Фалмер. – Место весьма необычное, как его и описывают легенды.
Он быстро сплюнул в костер, словно ему физически неприятно было говорить, и, наполовину отвернувшись от испытующего взгляда Тоуна, угрюмо и мрачно уставился в густую чащобу венесуэльских джунглей.
Тоуна, которого еще мучили слабость и головокружение лихорадки, свалившей его и помешавшей продолжить путешествие, озадачили эти слова. С Фалмером, похоже, за три дня отсутствия произошла необъяснимая перемена – но перемена до того неуловимая и в некоторых своих проявлениях непостижимая, что сути ее не поймешь.
Кое-какие ее проявления, однако, были более чем очевидны. Прежде, даже в минуты крайних тягот или тропических болезней, Фалмер всегда оставался разговорчивым и веселым. Теперь же он помрачнел и замкнулся, словно его занимали некие отвлеченные, но неприятные мысли. Черты его грубовато-добродушного лица ввалились, даже заострились, а глаза сузились в таинственные щелочки. Тоуна тревожили эти перемены, хотя он пытался убедить себя, что виной тому всего лишь его собственные больные фантазии из-за уходящей лихорадки.
– Может, расскажешь, что там? – настойчиво спросил он.
– Да тут и рассказывать-то особо нечего, – как-то ворчливо отозвался Фалмер. – Просто несколько полуразрушенных стен, уже заросших лесом, и обрушившихся колонн, увитых лианами.
– Но ты нашел погребальную