Проклятая весна. Эш Дэвидсон

запах гераниевого лосьона. Теперь он мог сказать: я рискнул, я очень сильно рискнул. Он даже почти это сказал.

      Он хотел притянуть ее к себе, но остановился. Он никогда не смог бы забыть, как стоял в одиночестве у дверей «неотложки» после того, как срочно отвез ее в больницу, и линолеум под ногами был весь испятнан кровью. Оставшись один, беспомощный, в холодном коридоре, он торговался, он обещал, он клялся. Никогда больше.

      Рич поднял руку и выключил лампу.

      Они лежали неподвижно, разделенные двенадцатью дюймами темноты.

      2 сентября

Коллин

      – Я хочу еще одного ребенка, – сказала Коллин, ставя на стол завтрак. Она не спала полночи, все думала об этом. – Почему мы не можем хотя бы это обсудить?

      Рич принялся ковыряться вилкой в яичнице. Она скрестила на груди руки.

      – Если бы ты просто пришел домой вовремя, может быть…

      – Господи, Коллин. Мы это уже проходили. Это не имело никакого значения.

      – Откуда ты знаешь?

      – Я ничего не мог поделать. – Рич опустил вилку. – Даже если бы ты вызвала «скорую помощь», никто и ничего не мог поделать.

      На глаза Коллин навернулись слезы.

      – Почему мы не можем просто попытаться еще раз?

      На лицо Рича набежала тень: выражение, которое она не смогла прочитать.

      – Ты нужна Карпику, – сказал он.

      Коллин ждала, что он скажет что-нибудь еще. Скажет: «Ты нужна мне». Когда он этого не сделал, она пулей вылетела из кухни и забралась обратно в постель. Она понимала, что ведет себя по-детски, но продолжала упрямо лежать, пока Рич мыл на кухне посуду. Когда он вышел в коридор, чтобы попрощаться, Коллин притворилась, что снова заснула – а затем и правда заснула вскоре после его ухода. Через час она проснулась от боли в животе. Между ног медленно сочилась кровь, в воздухе повис тошнотворно-сладкий металлический запах. Ее тело, как и каждый месяц до этого, спрашивало: «Что, хочешь еще одного ребенка?