Волк негромко и жалобно заскулил. Громобой держал его безо всяких усилий и не мог представить, что в его руках тот самый буран, который чуть не растерзал его всего лишь… сколько времени назад?
– Отпусти, не мучь зверя неразумного, – повторила старуха. – Глуп мой сынок. Думал, затащит человечишку в свои поля, тут тебе и конец. Не разглядел, дурной, с кем повстречался. Отпусти его. Больше он тебя не тронет.
– Ты кто? – спросил Громобой и вдруг понял, что сам знает ответ. – Зимерзла?
– Да уж конечно, не Перуница огневая, – язвительно отозвалась старуха. – Пусти сынка, говорю! А то он в твоих руках растает, сам тогда, что ли, будешь над землей снегом веять? Пусти!
Громобой убрал руки и соскочил с шеи Зимнего Зверя. Тот больше не казался ему опасным. Куда девалась свирепая сила? Снеговолок шумно вздохнул, как собака, и пополз к матери. Зимерзла поспешно накрыла его рукавом своей шубы, и огромный зверь исчез под ним, так что даже кончика хвоста не было видно. То ли старуха на самом деле была больше, чем казалась, то ли Зимний Зверь уменьшился. Воздух на равнине странно дрожал и переливался снежным блеском, так что очертания этих двух фигур расплывались, искажались, меняли размеры. Воздух здесь утратил привычные качества: Громобой смотрел на Зимерзлу и не мог с уверенностью определить, велика ли старуха ростом, далеко ли она от него или близко – в сплошном ровном однообразии белого снега глазу было не за что зацепиться и не с чем ее сравнить. В глазах рябило, и уже мучило сомнение, не мерещится ли она ему… Громобой плюнул и отвернулся.
– А со своим добром сам разбирайся, – вместо благодарности неприветливо бросила Зимерзла и вторым рукавом махнула в сторону.
Взметнулась маленькая метель, а когда снежинки опали, Громобой увидел в нескольких шагах от себя полузасыпанную снегом человеческую фигуру. Взгляд Громобоя выхватил рукав и плечо смутно знакомого синего полушубка, – где-то он его видел совсем недавно! – яркое пятно красного платка, толстую светло-русую косу, припорошенную снегом… Веселина!
Первым чувством было изумление – как ее-то сюда занесло? – потом ужас. С негодующим криком Громобой кинулся к ней, подхватил – она не шевелилась, голова и руки ее висели, как у неживой. Громобой перевернул ее на спину – лицо Веселины было бледным до прозрачности, как у Ледяной Девы, на веках залегли синеватые тени, на ресницах белел иней. Платок сбился на затылок и едва держался, ко лбу прилипли кудряшки с набившимся снегом.
– Ты что это, тетка! – повернувшись к Зимерзле, яростно заорал Громобой. Ему хотелось потрясти ее за шиворот, но сделать это с девушкой на руках было никак невозможно. – Ты ее заморозила! Я тебе твоего сынка живым отдал! Сделай ее живой, а то я твоему псу хребет сломаю! И тебе заодно!