– Ну, очень рад, очень рад встретить старого товарища, – сказал он.
– Я тоже… Знаешь ли, приехал, как в пустыню, и вдруг такая встреча! Знаешь ли, Николай Константиныч, при виде тебя так много зашевелилось в душе, так много воскресло в памяти воспоминаний…
– О чем это?
– Как о чем? О студенчестве, о времени, когда жилось так хорошо, если не в материальном, то в нравственном отношении. Помнишь…
– Что помнить-то? Как мы с тобою собачью колбасу жрали? Будет, брат, надоело… Сигару хочешь? Regalia Imperialia, или как там ее; знаю только, что полтинник штука.
Василий Петрович взял из ящика предлагаемую драгоценность, вынул из кармана ножичек, обрезал кончик сигары, закурил ее и сказал:
– Николай Константиныч, я решительно как во сне. Каких-нибудь несколько лет – и у тебя такое место.
– Что место! Место, брат, плюнь да отойди.
– Как же это? Да ты сколько получаешь?
– Каких? Жалованья?
– Ну да, содержания.
– Жалованья получаю я, инженер, губернский секретарь Кудряшов второй, – тысячу шестьсот рублей в год.
У Василия Петровича вытянулось лицо.
– Как же это? Откуда это все?
– Эх, брат, простота ты! Откуда? Из воды и земли, из моря и суши. А главное, вот откуда.
И он ткнул себя указательным пальцем в лоб.
– Видишь вон эти картинки, что по стенам висят?
– Вижу, – ответил Василий Петрович, – что же дальше?
– Знаешь ли, что это?
– Нет, не знаю.
Василий Петрович встал с дивана и подошел к стене. Синяя, красная, бурая и черная краски ничего не говорили его уму, равно как и какие-то таинственные цифры около точечных линий, сделанные красными чернилами.
– Что это такое? Чертежи?
– Чертежи-то чертежи, но чего?
– Право, друг мой, не знаю.
– Чертежи эти изображают, милейший Василий Петрович, будущий мол. Знаешь, что такое мол?
– Ну, конечно. Ведь я все-таки учитель русского языка. Мол – это такая… как бы сказать… ну, плотина, что ли…
– Именно плотина. Плотина, служащая для образования искусственной гавани. На этих чертежах изображен мол, который теперь строится. Ты видел море сверху?
– Как же, конечно! Необыкновенная картина! Но построек я не заметил.
– Мудрено и заметить, – сказал Кудряшов со смехом. – Этот мол почти весь не в море, Василий Петрович, а здесь, на суше.
– Где же это?
– Да вот у меня и у прочих строителей: у Кноблоха, Пуйциковского и у прочих. Это – между нами, конечно: тебе я говорю это как товарищу. Что ты так уставился на меня? Дело самое обыкновенное.
– Послушай, это, наконец, ужасно! Неужели ты говоришь правду? Неужели ты не брезгаешь нечестными средствами для достижения этого комфорта? Неужели все прошлое служило только для того, чтобы довести тебя до… до… И ты так спокойно говоришь