Теперь же озабоченность Модеста и его просьбы заставили Водопьянова взглянуть на ситуацию несколько иначе.
Конечно, девица, без сомнения, хороша. Хотя, на первый взгляд, немного примитивна, как примерная старшеклассница. Копна кудрявых волос затянута в обычный хвост. Несколько кругловатое лицо носит остатки подростковой припухлости. Аккуратный фарфоровый носик. Нижняя губа немного поджата, словно в мимолетной обиде. Джинсы, футболка, сандалии. Простая сумка-торба перекинута через плечо.
Вот Стефания выходит из магазина и, щурясь от солнца, оглядывается по сторонам. Вот сидит в уличном кафе, и ветер треплет ее волосы, почти закрывая ими лицо. Вот она – на художественной выставке, среди подвыпившей и скучающей богемы. А теперь – сидит в салоне серебристого «Лэнд Крузера», крутой бок которого кощунственно помечен надписью «Телекомпания «Импульс», и отстранено смотрит в окно. В руках у девушки – микрофон и блокнот.
Ничего особенного, за что можно было бы зацепиться. Так почему именно этой девушкой так увлекся сам Гудвин, он же – владелец мощной финансово-промышленной корпорации, миллиардер, фактически купивший Нурбакан, – Вадим Александрович Лещинский? Причем, увлекся настолько, что это начало мешать процессу его Перехода?
Еще раз, уже не теша себя надеждами, Водопьянов решил просмотреть снимки более внимательно. В конце концов, один из них он, отложив в сторону прочие, взял в руки и сосредоточился. Здесь девушка, словно почувствовав на себе чей-то взгляд, оглянулась назад, через плечо и смотрела сейчас прямо в глаза Водопьянову, нахмурив брови, угрюмо, словно медвежонок.
«Это последний шанс, – подумал Водопьянов, – надо рискнуть. Главное – правильно рассчитать силы и не растратить лишнее».
Он положил снимок на стол и, продолжая всматриваться в него, сжал пальцами виски и забормотал еле слышно на каком-то удивительном языке, где в словах почти не было гласных звуков.
Минут через пять настольная лампа, несколько раз мигнув, погасла окончательно, маятник больших настенных часов в приемной остановился, зависнув в невообразимом положении, а фотоснимок озарился изнутри мрачно-красным светом. И в этом свете лицо Стефании неуловимо преобразилось. Его черты заострились. Линии губ стали тверже и требовательней.
Но самые большие изменения претерпел ее взор – словно огромная черная птица резко расправила крылья. Тяжелый и демонический, страстный на грани самоуничтожения, взгляд ее летел вперед, как стрела, сметая все преграды, настойчиво требуя, жаждая невероятных событий, пусть даже несовместимых с самой жизнью.
Натолкнувшись на этот взгляд, Водопьянов на долю секунды почувствовал себя мальчишкой, о чем впоследствии