Гости накинулись на пельмени, полилась водка по рюмкам, зазвенели тосты и разразился праздничный шум. Пользуясь моментом, наш герой прошмыгнул в прихожую, надел ветровку и покинул отчий дом.
Он шёл по дороге, а сзади всё ещё виднелись огни дома, где продолжалось празднование дня рождения его отца. Глаза не унимались и плескались солёным дождём по лицу. Максим Александрович неустанно вытирал платочком слёзы и сопли, но то, что стекало по его сердцу внутри, к сожалению, нельзя было вытереть. Он всё спрашивал себя: как ему завтра, после посещения онколога, прийти домой и рассказать о смертельном диагнозе? Что он услышит от этих людей, именующих себя его семьёй? Способны ли они расправить родственные семейные крылья, заслонить ими его от внешних угроз, согреть теплом объятий и подпитать силами для борьбы? Или же они заклюют его раньше, чем это сделает злокачественная мерзавка, затаившаяся в его груди?
***
Максим Александрович не мог побороть дрожь, охватившую всё его тело с самого утра. Он сидел на скамье напротив кабинета онколога, держась руками за трясущиеся коленки, словно иначе они могли разбежаться в разные стороны. Его запись числилась на девять пятнадцать, так что оставался ещё целый час ожидания, длившийся дольше, чем все предыдущие часы его жизни вместе взятые. Рядом на скамье никого не было, а по коридору изредка проскальзывали медсёстры с чайниками и старушки с пакетами. За дверью в кабинете онколога вот уже пятнадцать минут скрывалась пациентка, которой должны были подтвердить рак молочной железы. Наш герой знал, что очередь к онкологу расписана на несколько дней вперёд, но только теперь он вдруг осознал, что не одинок в своём недуге. Каждый день на эту скамью садится какой-нибудь невинный человечек, которого вдруг выдернули из жизненной суеты; он всё ещё строит планы на грядущие годы и не оставляет надежд на будущие успехи; а потом он заходит в кабинет, где ему подписывают смертельный приговор, и выходит в коридор уже ходячим мертвецом. И сколько ходячих мертвецов каждый день могли случайно встречаться Максиму Александровичу, о печальной судьбе которых он и не догадывался? Может они подавали невербальные сигналы вроде потухшего взгляда, дрожащей улыбки, маскообразного выражения лица и неуверенных движений? Может ими были те, на кого наш герой злился, например, когда они в давке автобусе случайно наступали ему на ногу или дольше положенного стояли у кассы в аптеке, задерживая очередь? Теперь он ощущал себя частью этого тайного сообщества смертельно больных, о которых никто не догадывается и которым уже нет места в мире нормальных, здоровых людей. Но они не могут устраивать демонстрации в борьбе за свои права, ибо умирают раньше, чем эти права могут соблюстись. У них нет той мотивации, что есть у других – жизни. Они редко когда получают поддержку даже от своих собратьев по несчастью, ибо им невыносимо слышать о чужом раке, ведь тогда их собственный проявляется чётче и ярче во всём своём ужасающем обличии. Они предпочитают бежать, прятаться и забываться. И никто не хочет приобщаться друг к другу, к списку жертв, приговорённых к неминуемой смерти.
От