День стоит ясный, на небе ни облачка. Мимо копов проходят люди, и послеполуденное солнце оставляет под ними резкие, короткие, едва заметные тени. Но вокруг этих двоих тени сгущаются и клубятся, будто над ними висит их собственное бурлящее грозовое облако. Я смотрю на них, и тот коп, что пониже, начинает… как бы растягиваться, его очертания слегка искажаются, пока один глаз не становится в два раза больше другого. На его правом плече медленно появляется припухлость, словно у него вывихнут сустав. Его спутница, похоже, ничего не замечает.
Оу-у-у, нет. Я встаю и начинаю пробираться через толпу на ступеньках. Делаю то же, что обычно, пытаюсь отразить от себя их взгляд – но на этот раз все идет не так. Что-то похожее на липкие ниточки дешевой жвачки цепляется к моим зеркалам. Я чувствую, как копы начинают идти за мной следом, как нечто огромное и неправильное поворачивается ко мне.
Даже тогда я продолжаю сомневаться – все-таки многие настоящие копы точно так же источают волны садизма, – но рисковать я не собираюсь. Мой город беспомощен, он еще не родился, и рядом нет Паулу, который мог бы меня защитить. Я должен сам позаботиться о себе, как и всегда.
Я принимаю непринужденный вид, дохожу до угла и там сматываюсь – точнее, пытаюсь. Чертовы туристы! Они торчат не на той стороне тротуара, останавливаются, чтобы посмотреть на карты и сфотографировать всякую фигню, на которую всем остальным наплевать. Я так занят, мысленно обкладывая их трехэтажными матами, что забываю: опасность может исходить и от них. Когда я прохожу мимо, кто-то поднимает ор и хватает меня за руку. Я слышу мужской крик:
– Он пытался стащить ее сумочку!
Я стараюсь вырваться. «Собака, да я же и пальцем ничего не тронул», – думаю я, но уже слишком поздно. Я вижу, как другая туристка тянется к своему телефону, собираясь набрать девять один один. Сейчас все полицейские этого района начнут цепляться ко всем чернокожим парням всех возрастов.
Мне нужно убраться отсюда.
Прямо передо мной стоит Центральный вокзал, манящий и обещающий спасение в недрах метро, но я вижу, что у входа околачиваются трое полицейских, и потому сворачиваю направо, чтобы двинуться по Сорок первой. Толпа редеет за Лексингтон-авеню, но куда же мне податься? Я перебегаю Третью, не обращая внимания на поток машин – проскочить между ними нетрудно. Но я начинаю уставать, потому что я – тощий чувак, который вечно недоедает, а не звезда легкой атлетики.
Однако