Запись 4
И вот сегодня крестик в углу экрана. Как сложенные на груди руки мертвеца. Нажми и похорони. Это было лишь помутнение, лишь ночной обман, шутка привыкшего жить в одиночестве мозга, очередная сердечная проделка поэта-романтика – за последний год я переживал десяток подобных наваждений, и они никогда ни до чего не доводили. Значит, и больно быть не должно. Нажми и похорони. Ведь все повторяется: случайно что-то почувствовал, теперь сомневаюсь, завтра забуду, послезавтра буду разгонять потухший жар, испугаюсь его, потом откроюсь ему и в момент, когда буду готов, окончательно пойму, что все время сам себе врал, радостно обманывался, ужасно из-за этого разочаруюсь, обижусь на самого себя и буду некоторое время отходить, пока снова не стану свободным. Так почему бы сразу не перепрыгнуть на последнюю стадию? Не нужно насильно думать, не нужно самого себя поливать бензином. Нажми на крестик и похорони. Это лишь сбой в программе. То, что так долго кодировал как «друга», не может стать чем-то другим. Нажми и похорони. Зачем я смотрю на список друзей онлайн? Она же не в сети. А если и будет, я Ей не напишу. Хочу написать, нет, не хочу, лучше бы Она написала сама, но Она этого не сделает, а вдруг сделает, а может скинуть какой-нибудь анекдот и от этого строить диалог, но нет, это глупо, может сделать комплимент, но надо было тогда делать его вчера, да, в следующий раз обязательно сделаю, но может, все-таки написать, да нет, я же просто себя накручиваю, сердце молчит, но впрочем, я в этом не уверен, я просто себя накручиваю, но одновременно хочу, чтобы это оказалось правдой. Заткнись, Боже, заткнись, нажми этот чертов крестик и перестань анализировать! Чем больше анализируешь – тем больше путаешься.
Наконец навожу курсор на крестик. Он вспыхивает красной рамкой. И вдруг я начинаю вспоминать, то, что случалось раньше.
В такие моменты обычно вспоминаешь первую любовь, после которой все ломается, но та уже давно канула в Лету защитных механизмов психики, все стирающих, и я вспомнил вторую, после которой я перестал понимать, что именно чувствую. Если вообще чувствую. На мгновение я застываю, понимая, что Она чем-то похожа на ту рыжеволосую девочку, из-за которой я сгорал все время практики в летнем лагере. Это было как солнечный удар, описанный Буниным, – резкий, сильный и болезненный. Тем летом я превратился в того, кто стоит рядом с ней и задыхается от чувств, нахлынувших на сошедшее с ума сердце; того, кто стоит рядом и дрожит как последняя тряпка; того, кто не может даже вымолвить слова, хотя проклятущее сердце отзывается на каждое ее движение и буквально орет, – до потемнения в глазах, – что нужно подойти и что-то сказать, ибо она-де тоже на тебя смотрит. А ничего не получается, ведь ты оголенный нерв, который может