– Порой нам нужно написать всего одну книгу в своей жизни, чтобы стало легче дышать. Не каждое хобби должно становиться профессией, не в каждом мимолётном увлечении стоит искать дело жизни, – философствует Молли, поправляя шаль на сливовом платье с белым воротником. – Иначе бы стала я юристом и не было бы у вас никакого кафе.
Мисс Гудроу хрюкает от смеха, на что Софи лишь морщится. Морщится от странных звуков, от обжигающе точных слов, от горького чая.
– Но, в конце концов, у каждого свой путь и жизнь всё расставит по местам. – Старушка примирительно подмигивает .
Софи не отвечает, гипнотизирует взглядом полупрозрачный зелёный чай. Хотелось бы ей вот так в детстве? Чтобы за каждым чихом следили, удовлетворяли нужды до того, как они возникнут, чтобы на каждое «хочу» приносили самое лучшее, самое нужное и важное для побед? Завистливое тихое «пожалуйста» криком проносится в душе. Пожалуйста, дайте дышать, умоляю, не ломайте крылья, прошу, позвольте мне выбрать.
Выбор. Это слово отрезвляет, пугает, бесит и раздражает. Выбор, выбор, выбор. Она совершает их сотни за день, десятки тысяч за год. Решает, как девочкам жить, какие кружки выбирать и чего достигать, к чему стремиться, где одеваться. Лишает их того, в чём нуждалась когда-то. Жмурится, сжимает большим и указательным пальцами переносицу, выдыхает.
– Я не буду вмешиваться, пока она сама не расскажет. – Фарфоровая чашечка неожиданно громко звенит о блюдце. – По крайней мере, пока.
Софи скрещивает руки на груди, убеждая себя, что поступает правильно, что так будет лучше и Люси не станет всю жизнь с болью вспоминать, что мама рылась в её вещах, не давала вдохнуть.
– Мудрое решение, – качает головой Молли, скрывая печаль в мутных зелёных глазах.
Миссис Грант достаёт телефон, отменяет задачи по поиску курсов, наставников и редакторов для Люсиль. Вместо этого просит Джорджа следить и приносить новые копии раз в неделю.
Дзинь.
Болтовня на фоне больше не мешает, не отвлекает, но и в Софи не остаётся искренности. Она пьёт чай, много болтает, рассказывая, как здорово запланировала мероприятия на семейную субботу, как ей повезло, что её дочери выросли такими умничками и жизнь вообще прекрасна.
Молли улыбается, прячет в глазах печаль и тоску, совершенно точно не собираясь вмешиваться. Не собирается спрашивать, часто ли Софи говорит дочерям, что гордится ими, что любит, обнимает ли, когда у тех ручьями текут слёзы, даёт ли понять, что принимает девочек любыми и искренне желает подарить им весь мир.
Молли молчит, потому что несколько тысячелетий назад обещала, что больше не будет вершить судьбы других.
3. Жизнь первая. Стремления
Тёмно-серый невзрачный купальник сидит идеально в следующий вторник около двух часов. Ну, только если не смотреть в зеркало. Потому что купальник умудряется