За железной дверью стоял часовой, тот самый зелёный нацик, что прикладом нам путь показывал. Он, конечно, слышал шум, крики, но значения им не придал – и не такие вопли, порой, из пыточной доносились. Его надо было обезвредить, иначе никак не пройти. Мы распределили роли. Я распахнул дверь, Дима прошёл в ноги часовому, а Саша зажал ему рот и навалился всеми своими сто тридцатью килограммами. Вместе мы затащили офонаревшего защитника самостийности в пыточную, и там я его быстренько зарезал. Он даже не мучился, наверное, только удивился и – брык – откинул копыта. Жаль мне его молодости не было – он сам сделал свой выбор, но и ненависти, как к палачам, я к нему не испытывал, бедный обманутый дурачок.
Теперь у нас, в придачу к пистолетам и ножам, был АКМ и четыре запасные обоймы к нему. И нам надо было решить разыгрывать ли спектакль с пленным – один из нас мог играть роль пленного, а другие стали бы его конвойными – или рискнуть – пойти почти напролом. Решили не заниматься клоунадой, чтобы у всех под рукой были стволы, если нас раскроют – а нас действительно легко могли раскрыть (наши рожы сияли синим и красным, мы дружно хромали, как ни стараясь держаться прямо), – поэтому вариант с конвойными мы отвергли. Оправившись, приведя себя в относительный порядок, мы вышли из камеры пыток и пошли по коридору в направлении к выходу, которое казалось нам верным. На часах, которые я снял с палача, стрелки показывали половину шестого утра, надеюсь, нам будет в помощь раннее утро, всё же мы находились глубоко в тылу, а не на передовой.
Мы угадали правильно: два раза повернув, поднявшись по лестнице из полуподвального помещения тюрьмы наверх, мы вышли к посту охраны. Здесь горел свет, на столе дымилась чашка с кофе, но никого не было. Видно, парни отлучились по какой-то надобности. Хорошо, нам не пришлось стрелять и будить всю честную разудалую пиратскую жовто-блакитную братию. Если бы этот объект, на который нас привезли, принадлежал НАТО, мы бы так дёшево не отделались. Ещё пять шагов, следы от турникета, –