Он не поворачивается. Вообще не двигается. Кажется равнодушным, отчужденным. Зато я испытываю множество эмоций.
Этот голос. Как же я скучала. Только сейчас это понимаю.
«Повернись. Ну же. Пожалуйста» – молю я мысленно, разглядывая его макушку.
– Зачем ты здесь? – его тон холоден, взгляд также устремлен в сторону леса.
Так и сидит не поворачиваясь.
Повернись же!
– Я пришла…. Извиниться, – из моего рта вырываются какие-то странные слова. Не чувствую, как это говорю, все тело ватное, как и губы, язык. Весь рот. Мысли тоже.
Какая-то глупость в голове.
Отчетливо понимаю, что выгляжу жалко, но ничего поделать с собой не могу.
Он наконец слегка поворачивает голову в мою сторону, отрываясь от созерцания природы на улице, и встречается со мной взглядом.
Небритый… Осунулся. Сердечко екает. Его глаза такие же небесно-голубые, как и прежде, пронизывают меня насквозь, заставляя поежиться.
По мне он так же прекрасен, как и раньше. Чуть отдохнуть только…
– Серьезно? – ухмыляется он. – Через полгода?
И я начинаю трепетать. Надменный вопрос с ехидцей уже является прогрессом для меня. Лучше так, чем безжизненность и отчужденность.
– Лучше поздно, чем никогда, – бурчу я, продвигаясь к нему ближе, стараясь не показать своей радости.
Она плещется вместе с надеждой на то, что выстроенная им стена между нами падет. Пусть не сразу, мне достаточно будет и маленького отвалившегося камешка для начала..
– Стой, – его вскинутая рука заставляет меня остановиться. – Не приближайся. – Вскрикивает он чрезмерно громко, заставляя меня тут же прирасти к полу и замереть.
Слышу отчаяние в его стальном возгласе.
Бросаю взгляд на его накрытые пледом ноги и замечаю слева за ним кресло-каталку. Прикрытое диваном и его массивным креслом оно было до сих пор мне незаметно…
Голова идет кругом, и я отшатываюсь.
Все же не обманул Ахмед. Матвей теперь инвалид…
– Матвей, – вырывается из меня утробный рык.
«Миленький, прости меня….», – чуть не срывается с моих губ выкрик, но вместо этого из горла вырывается хрип…
Я НЕ ЭТОГО ХОТЕЛА!
Все внутренности скручивает, дышать не могу.
Я же человеку жизнь искалечила!
– Матвей? – спрашиваю жалобно, делая еще шаг к нему. На моем лице гримаса боли и раскаяния, – все то, что испытываю в данный момент перед ним отражается на моем лице.
Как я могла? Это же я сделала. Но я же не знала, что так будет.
Внутри меня всю разрывает, но я не знаю, как показать ему мою искренность.
Матвей уже не противится моему приближению. В глазах полнейшая отрешенность. Не показывает своих чувств. От этого мне еще хуже.
Беру его за руку и присаживаюсь подле него на колени.
Не знаю, что сказать. Готова извиняться годами напролет, если это поможет…
Вглядываюсь в его красивые чистые глаза.
– Прости, –