– Денис Сергеевич, добрый вечер!
– Добрый вечер, Вика! – здороваюсь я.
Тщательно тру подошвой о коврик, будто хочу протереть в нём дыру, мой шеф зациклен на чистоте.
Мы прошли по выложенному мрамором коридору в светлую и просторную гостиную, на стенах – картины, Ильич последние десять лет увлекся коллекционированием. При входе в золоченых рамах, портреты четы Адамовичей, работы Игоря Каменева, на мой непросвещенный взгляд, весьма далекие от оригинала («Денис, ты не понимаешь, так нас видит художник…»), соседствовали с миниатюрами Васнецова и картинами неизвестных мне, но явно дорогих художников. В конце гостиной, на невысоком цоколе возвышался бивень мамонта.
В сверкающем зеркале, я увидел свое отражение – оно мне понравилось.
За тяжелой дверью начинается галерея, с отполированным до блеска полом из белого мрамора. Я прохожу между массивными, золочеными рамами картинам, в основном это полотна русских живописцев начала ХХ века.
Свет галогеновых софитов освещает галерею комфортным светом, и создает оптимальный визуальный контакт. Так во всяком случае считает Ильич.
13
Перед высокой двустворчатой дверью, ведущей в охотничий зал, в блестящих доспехах красуется средневековый рыцарь. Блики света играют на блестящем железе. Рыцарь будто салютует мне поднятым мечом, от него на стену падает причудливая тень. (Сколько раз советовал, перенеси его на второй этаж, картинная галерея, бивень и рыцарь несовместимы, но…). Из-за двери доносилась знакомая мелодия The Beatles – «Yesterday».
Yesterday, all my troubles seemed so far away
Now it looks as though they're here to stay
Oh, I believe in yesterday
Мы вошли в охотничий зал, в интерьере которого доминировали темно-красные и зеленые тона. Он декорирован рогами добытых хозяином животных, вперемежку с купленными на Измайловском рынке «трофеями для интерьера». На пол брошена шкура белого медведя с открытой пастью, на стенах развешено старинное оружие, в углу стоит чучело косули с красивыми крупными рогами и с печальным, подаренным таксидермистом выражением глаз. Со стены, недоуменным взглядом взирает голова пустынной, парнокопытной телки, жившей в пустынях Египта еще до исхода Моисея, там же кстати, и купленная, через несколько тысяч лет, в качестве трофея. На стенах бра в латунной оправе, светильники из бронзы, развешаны трофейные лосиные рога, чучело глухаря на току, и голова кабана.
Мимо, сновали официанты, разносившие закуски, я успел схватить канапе и принялся изучать зал. Словно из-под земли возле меня, возник халдей с подносом, на котором среди стандартных бокалов с шампанским одиноко, как забытая пятиэтажка, среди монолитных свечек Ленинского проспекта, ютится запотевшая рюмка водки. Ильич куда-то испарился, а я одним махом влил в горло водку.
Гостей, было не очень много. За большой стол, покрытый накрахмаленной белой скатертью, уставленный разноцветной едой – пока никто не садился. На белоснежно скатерти призывно мерцали бокалы и