– Ципойра, – говорю я своей жене, – знаешь, какую новость я тебе сообщу? Мы уже снова очистились.
– Что значит – «мы очистились»?
– У нас уже ни одного мешка нет!
– Как это? – не понимает она. – Куда же девались мешки?
– Их, – говорю я, – сегодня ночью утащили из амбара.
Она, конечно, начинает шуметь, кричать, как водится у женщин. Тогда я ей и говорю:
– Тише, Ципойра, не кричи так. Одна ты, что ли, у господа бога? А если бы, скажем, дом сгорел, и мы выскочили бы голые-раздетые, в чем мать родила, было бы лучше?
– Тоже мне утешение! – говорит она. – Поэтому у нас должны были украсть все мешки?
– Какое имеет отношение одно к другому? – говорю я. – Вот попомни мое слово: найдутся мешки…
– Откуда они найдутся? – говорит она. – Воры, что ли, подбросят украденные мешки, потому что тебя звать Янкев-Иосл? Делать им больше нечего.
– Э, глупая ты! – говорю я. – То, что бог может сделать, человеку и на ум не придет…
И действительно. Мешки, конечно, пропали, как в воду канули. Какие там мешки? Откуда мешки? Зря я бегал как сумасшедший, возился с полицией, искал во всех углах, рыскал по мышиным норам… Но – где там! Куда там! Ищи прошлогодний снег, вчерашний день! Понимаете или нет? Голова заморочена, в сердце пустота, во рту пересохло, па душе мрак… Стою это я на базаре, у нас на бирже, возле аптеки, и вдруг – мысль мелькает в голове, – было это утром, часов около двенадцати: «Позвольте-ка! Ведь сегодня, можно сказать, день суда божьего! Первое мая. Билеты разыгрывают! Чем черт не шутит? Ведь у нас великий бог! Ведь он, если захочет, может осчастливить меня и всю мою семью!..» Но тут я вспоминаю об украденных мешках, забываю, что сегодня первое мая, что у меня билет, который участвует в тираже, и снова начинаю искать мешки… На какой-то след,