А смерть уже склонилась над его затылком стриженным.
Назару (как сам он рассказал об этом) в те дни после пожара снилось, что ни ночь, одно и то же: вот он бежит, спасаясь от огня, держа в руках не Сашку, а свою невесту, и падает не то в овраг, не то в большую яму, но рук не расцепляет, прижав к груди, – к испугу своему, – уже не тело своей возлюбленной, но гладкий, словно лёд, булыжник…
И вышло, что в одной могиле с Сашкой похоронили и мечты свадьбе. От самой невесты, уже бывшей, Назар услышал меж её рыданий, что если б не его лесные идиотские ночёвки, то Сашка не погиб её, что всему виной его, Назара, дурь, что ни за что на свете она не выйдет за того, кто стал причиной смерти брата!..
Но, видно, правду говорят, что за бедою иногда идёт беда другая. Одним из совладельцев агрофирмы, где вкалывал Назар, был отец невесты, от него-то, от своего несостоявшегося тестя, и подоспел удар, окончательно разметавший последние остатки прежней жизни. Назару предъявили обвинение в нанесении материального ущерба в виде сгоревшей дорогостоящей японской техники, а, по-простому, трактора, стоявшего недалеко от лесополосы: Назар намеревался спозаранку вскопать (что делал всякий год), «старой ведьме» Ниловне её земельку под огород, чем грубо нарушал установленный руководством предприятия категорический запрет на использование фирменной техники в личных целях.
Был суд, и присудили штраф, покрыть который не представлялось чем. Пришлось продать и дом с участком, и машину, и как бы увидеть себя со стороны: навроде чурбана-обрубка: без денег, без работы, без жилья. С неделю обретался он в старой бане, – там пили рьяно с преданным в доску Федькой Опушкиным по прозвищу Казак, и он же Фэд, с его братаном Почечуем, с приятелями мужиками скорыми всегда на сопереживание, тем более под нужную закуску…
Вот так живём не знаем, зачем случаются пожары с нами. А Сашка всё ж добился своего – расстроил свадьбу собственной ценою.
Односельчане думали-гадали, что за судьба такая у Назара; всё шло, как надо у него, и на тебе! – качали головами и терялись перед этой тайной…
И вот, однажды, кристально свежим предрассветным утром, он вышел с сумкой на плече, спустился по знакомой стёжке к речке, и побежал, срезая путь, шоссе, и след его простыл в россе.
С тех пор ни весточки о нём.
Прошло чуть более трёх лет, и появляется, откуда неизвестно человек, своей наружностью, фигурой напоминающий ушедшего когда-то в никуда галелеевского горе-жениха, к тому же, что-то знающий о данной местности и о селе, и о ком-то из живущих здесь. Но стоит ли и говорить о том, что внешность бывает, как известно, обманчива и переменчива, и мы порою видим то, во что нам мнится верить…
Итак, этот человек, то есть, Иисус, позвавший с собою Фёдора, обосновался с ним, за неимением иного крова, в старой бане, – на сколько дней, а, может, на ночь, неизвестно.
Банька приветила их своим