– И кто эти близкие? – спросила Диана. – Жена-эстонка, наложница-русская?
– Ишь ты, как хорошо она осведомлена! – театрально удивился Андрес. – Успели обсудить?
Калев кивнул.
– Сегодня, когда увидели в газете объявление.
– Понятно, – протянул Андрес, и затем обратился к Диане. – Увы, твои данные устарели. С женой он вскоре после пресловутого скандала развелся, с любовницей, или, как выразился твой муж, наложницей, они тоже разошлись, чуть позже.
– Но он с ними разве не общался? Там же дети.
– С женой не общался, у них полный разрыв отношений, только алименты платил. Она живет в Тарту, в Таллине практически не бывает. А с русской, да, иногда встречался, когда та приезжала из Италии.
– Из Италии? – удивилась Диана.
– Да, она потом вышла замуж за итальянца.
– А в предполагаемые дни убийства тоже приезжала? – подал голос Калев.
– Нет. Была тем летом, и этим тоже.
– Проверяли?
Андрес даже обиделся.
– За кого ты нас принимаешь?
– А мотив у этих женщин был?
Андрес вздохнул.
– И да, и нет. Видишь ли, в чем дело. Роосте не повезло, он ровно год не дотянул до парламентской пенсии. Но после смерти его иждивенцы имеют право на пенсию потери кормильца.
– Разведенные жены тоже? – удивилась Диана.
– Они нет, но дети. Итого четыре ребенка, с женой – три, с любовницей – один. Кстати, все четверо – девочки. И вот они, вернее, трое из них, те, кто еще не совершеннолетние, имеют. Пенсия – тридцать процентов от парламентской зарплаты.
– Каждой по тридцать процентов? – Диана была потрясена.
– Каждой.
– И сколько она, эта парламентская зарплата?
– Около двух тысяч евро.
– То есть, каждой по семьсот?
– То есть.
– Ничего себе! Мне бы такие денежки.
– И ты бы согласилась ради них выйти замуж за этого урода? – с укоризной в голосе произнес Калев.
– Нет, – ответила Диана кротко.
Но в душе у нее все клокотало – ну и страна! Старикам за квартиру нечем платить, а этот… Однако, тут же она обуздала себя. Она кто здесь? Гостья. Вот и сиди, и помалкивай.
– А как репрессированный он какие-то преференции имел? – спросил Калев.
– Имел, но это так, мелочь. Небольшое ежегодное пособие и право бесплатно посещать музеи.
Диана хихикнула.
– Сам он экспонат. Но когда его репрессировать успели? Ему что, сто лет?
– Калев имел в виду не сталинские репрессии, – пояснил Андрес.
– А что, есть и другие?
– Он же сидел. Как диссидент.
– Ах да! – вспомнила Диана. – Долго?
– Кажется, полгода. Началась перестройка, и всех быстро выпустили.
– А какого они возраста, эти девочки? – вернулся Калев к главной теме.
– Старшей двадцать пять, окончила университет, кстати, в Таллине, и осталась тут, к маме вернуться не пожелала.
– К отцу она ходила?
– Нечасто. Когда что-нибудь было нужно.