«Жирный, жирный, поезд пассажирный».
В лицо полетит шарик, наполненный краской, или хоккейная шайба. Дюха Капустин, главный, чтоб его, заводила, вежливо поинтересуется, почувствует ли Выхин боль, если о складки его жира натурально затушить сигарету? А Выхин огрызнется, полезет на рожон, завяжется драка, ну, как драка, избиение, потому что Дюха в здравом уме не попрет на Выхина один. Подбегут его верные друзья (как всегда) с палками и камнями, а дальше… дальше понятно что, можно и не вспоминать.
Вот только Капустин пропал в лесу девятнадцать лет назад. Нет больше тощего курносого заводилы.
– Вы баскетболист, что ли? – спросил паренек с блестящими от геля, лихо зализанными гребнем набок волосами.
– А?
– Большой такой. Из баскетбола?
В их любопытстве не было агрессии. Просто во дворе внезапно появился кто-то выбивающийся из общей обстановки. Огромный – и ростом, и весом – мужик с щетиной, одетый в непонятное, как будто дровосек, выбравшийся из глубин местного леса.
– Ага, баскетбол, – сказал Выхин. – Этот, третий разряд. В «Химках» играл.
Кто-то из подростков удивленно присвистнул. Выхин открыл дверь, протиснулся внутрь подъезда и заспешил наверх. Все ждал в спину шутку про вес и рост. Что-нибудь едкое, злое.
Сами начали, подумал он, мысленно защищаясь неведомо от чего.
У дверей квартиры стояла женщина и давила на звонок. Выхин остановился, хрустнув пакетами. Женщина обернулась, и он ее сначала не узнал, а потом узнал, а потом не поверил, что узнал.
– Элка?
Никто в двухтысячном не называл ее нормальным именем – Алла. Потому что это имя нельзя было упростить, сделать «подростковым». Поэтому прилипло сленговое «Элка». И еще дразнилка была про нахалку. Что-то такое, да.
Они одногодки, то есть Алле сейчас, выходит, как и ему, – тридцать четыре. Выглядит почему-то старше, хотя Выхин не был уверен, что умеет правильно определять возраст по внешности. Изменилась – это без сомнений. Куда-то пропали густые каштановые кудри, вместо них появилась кроткая стрижка на темных волосах, делающая лицо овальным. Вокруг губ морщины, под глазами – коричнево-желтые мешки (как у него самого, впрочем). Располнела в ногах, стала шире, плечистее, коренастее, будто всю жизнь тренировалась крепко стоять на земле. А ведь тогда, в пятнадцать, выглядела легче перышка, талию можно было обхватить ладонью…
– Ты постарел, Выхин, – сказала она, улыбнувшись.
Улыбка осталась прежней.
– А ты все такая же… – он хотел сказать «красивая», но запнулся.
Алла смущенно махнула рукой.
– Давай открывай, путешественник. Впусти даму в дом.
Он впустил. Вдвоем потоптались в узком коридоре. Из одного пакета, неловко поставленного на обувницу, вывалилась банка консервированного горошка. Алла хихикнула басисто – и слышать это было странно – после чего прошла на кухню.
Выхин последовал за ней, внимательно разглядывая, как